"ПОНЯТЬ ПРОСТРАНСТВА

ВНУТРЕННИЙ ИЗБЫТОК..."

 

Преодолев затверженность природы,

Голуботвёрдый глаз проник в её закон.

В земной коре юродствуют породы,

И как руда из груди рвётся стон.

 

И тянется глухой недоразвиток

Как бы дорогой, согнутою в рог,

Понять пространства внутренний избыток

И лепестка и купола залог.

Осип Мандельштам

 

Мы счастливые люди.

И не потому, что не наблюдаем часов. Мы "не наблюдаем" гораздо более серьёзных категорий: например, не замечаем страшных, "безвидных и пустых", бездонных пропастей, ежесекундно разверзающихся прямо у наших ног. Мы то и дело оступаемся в них, но почему-то не падаем, а продолжаем идти... по воздуху, на головокружительной высоте, без всякой страховки!

Имя этим пропастям - легион. Имя легиону - люфт.

Особенно зорким взглядом, "нюхом", осязанием, "охотничьим чутьём" на люфт (каким-то даже шестым чувством) обладает писатель Валерий Попов:

"... Под окном самолёта, в темноте какие-то города, как длинные бусы, блестящие.

Я вдруг почувствовал, что меня почему-то колотит. И ещё - странное чувство: будто всё вокруг части моего тела. Объявили в тускло освещённом салоне: "Достаньте столики, сейчас будет подан ужин". И тут я почувствовал, что сзади раздвигают "молнию" - паническая мысль: откуда у меня там "молния"? - и вынимают из моей спины столик...

Потом я всё же сообразил с трудом, тоже вынул столик, развёл тонкие алюминиевые ножки, вставил их по бокам кресла, стал ждать".

"Иногда нас возили в автобусе на экскурсию в какое-нибудь ущелье и экскурсовод мрачным голосом говорил: "... и тогда Мария увидела своего жениха и от счастья и от горя окаменела и превратилась в эту вот гору, которая и является сейчас наивысшей точкой нашего района...".

"Встал, оделся, умылся слезами и поехал..."

Нет, мы тоже, конечно, не сидим сложа руки. Мы неустанно боремся с логическими скачками, семантическими разрывами, всевозможными зияниями смысла. Мы возводим разного рода фортификационные сооружения, расставляем силки коммуникаций, развешиваем над пропастями лёгкие качающиеся мостики, выстраиваем проволочные заграждения...

Ну что уж, казалось бы, может быть прочнее каркаса железной логики и грамматики? Никакой люфт не страшен: у Бобби Уотсонов двое детей - мальчик и девочка, зовут их так же, как и их родителей (Бобби и... тоже Бобби), их дядя старый Бобби Уотсон богат и любит мальчика, а тётя - девочку, и может заняться её воспитанием, а вообще все без исключения Бобби Уотсоны - коммивояжёры...

И всё хорошо и правильно, да только все эти милые персонажи почему-то оказываются героями абсурдистской пьесы Эжена Ионеско "Лысая певица":

"До того, как в 1948 году была написана моя первая пьеса "Лысая певица", я совсем не собирался становиться драматическим автором. У меня было всего лишь стремление выучить английский язык. <…> ... для того чтобы изучить английский, я девять или десять лет назад купил французско-английский разговорник, предназначенный для начинающих. Я старательно выписывал фразы из этого учебника, чтобы потом учить их наизусть. Внимательно перечитывая их, я постиг не английский язык, но поразительные истины: скажем, что в неделе семь дней, что, впрочем, я уже знал; или же, что пол внизу, а потолок - наверху, - это мне, возможно, также было известно, но я никогда не задумывался об этом всерьёз или же попросту позабыл, так что это сообщение показалось мне столь же удивительным, сколь и бесспорно справедливым. <...>

Начиная с третьего урока появились два персонажа, о которых я до сих пор не знаю, были они реальными или вымышленными; это г-н и г-жа Смит, английская пара. К моему огромному изумлению, г-жа Смит сообщает своему мужу, что у них несколько детей, что они живут в лондонском пригороде, что их фамилия Смит, что г-н Смит - чиновник в некой конторе, что у них одна служанка, Мэри, также англичанка, что вот уже двадцать лет они дружат с семьей Мартинов, что их дом - это дворец, "ибо дом англичанина - это его настоящий дворец". <…>

В пятом уроке приходят друзья четы Смит - Мартины; разговор завязывается между всеми четырьмя, и на основе элементарных аксиом надстраиваются более сложные истины: "деревня спокойнее, чем большой город", - утверждают одни; "да, но в городе бoльшая плотность населения, в нем также больше лавок", - отвечают другие, а это равным образом истинно и, между прочим, доказывает, что противоречащие друг другу истины вполне могут существовать.

Вот тогда-то у меня наступило просветление. <…>

"Текст "Лысой певицы" или учебника английского языка (или русского, или португальского), составленный из готовых выражений, из самых избитых клише, раскрыл мне тем самым автоматизм языка, поведения людей, "разговора, ведущегося чтобы ничего не сказать", разговора, ведущегося, потому что человек не может сказать ничего личного, он раскрыл мне отсутствие внутренней жизни, механицизм повседневности, человека, погружённого в свою социальную среду, не отличающего себя больше от неё".

В то же время можно привести пример прямо противоположного свойства (в соответствии с постулатом Афанасия Фета: "Поэзия есть ложь... и поэт, который с первого же слова не начинает лгать без оглядки, никуда не годится") - чуть ли не хрестоматийный случай "правдивой лжи", описанный Карелом Чапеком в рассказе "Поэт". Волшебным образом оказывается, что тайну "заурядного происшествия, когда в четыре часа утра на Житной улице автомобиль сбил с ног пьяную старуху и скрылся, развив бешеную скорость", помогают раскрыть на первый взгляд бессвязные стихи поэта (тоже, кстати, пьяного в тот судьбоносный момент), ставшего свидетелем события:

"Дома в строю темнели сквозь ажур,

Рассвет уже играл на мандолине.

Краснела дева.

В дальний Сингапур

Вы уносились в гоночной машине.

Повержен в пыль надломленный тюльпан.

Умолкла страсть. Безволие… Забвенье.

О шея лебедя!

О грудь!

О барабан и эти палочки – трагедии

знаменье!"

"- Я на минутку, - сказал [полицейский] Мейзлик. – Зашёл только сказать вам, что это действительно было авто номер двести тридцать пять.

- Какое авто? – изумился поэт.

- "О шея лебедя! О грудь! О барабан и эти палочки"! – одним духом выпалил Мейзлик. – И насчет Сингапура правильно. Авто было коричневое".

Так что же получается? Кажущееся отсутствие люфта между реальностью и словом на деле оборачивается самой большой и глубокой пропастью между ними!

И наоборот: некий "просвет", "воздух", "пространственный изгиб" парадоксальным образом приводят к устранению этого самого люфта - зазора между обозначаемым и обозначающим.

"Залог лепестка и купола" - это и есть тот самый "внутренний избыток пространства", натяжение смысла, упругий шатёр над пропастью между высказыванием и действительностью. Это "свободная зона" для смыслового развёртывания, место для разбега и последующего качания маятника между полюсами, о которых писал С.Карцевский в статье "Об асимметрическом дуализме языкового знака": "Будучи семиологическим механизмом, язык движется между двумя полюсами, которые можно определить как общее и отдельное (индивидуальное), абстрактное и конкретное". Причиной стремления знака к полюсу "абстрактное" является то, что язык должен служить средством общения между всеми членами лингвистической общности; причиной стремления того же знака к полюсу "конкретное" - назначением языка служить для каждого члена этой общности средством выражения самого себя. "Большинство слов предназначено не к тому, чтобы определять и называть, но к тому, чтобы описывать, взывать к нашему воображению, быть экспрессивными. Поэтому слова [не термины] имеют по нескольку значений <...>. Потенциально слово имеет n + 1 значений... И обратно: любое значение может быть выражено несколькими способами". "Мы понимаем и высказываемся "приблизительно"; лица говорящие этого не замечают". "... то, что "мертво", может быть опознано численно, и обратно: то, что можно пересчитать, уже непродуктивно. Напротив, всё, что живо, неисчислимо".

Люблю появление ткани,

Когда после двух или трёх,

А то четырёх задыханий

Придёт выпрямительный вздох.

 

И дугами парусных гонок

Зелёные формы чертя,

Играет пространство спросонок -

Не знавшее люльки дитя.

(первое из мандельштамовских "Восьмистиший")

"Вообще-то мы хотели написать "покойников", но наша пишущая машинка трижды отстучала "помойников". В конце концов мы покорились этой загадочной воле - тягаться с нею нам было не по силам - и оставили "помойников". Стоит ли следовать устаревшему правилу? Стоит ли проявлять отжившую щепетильность? Стоит ли упрямо исправлять ошибки только потому, что "мы" считаем их ошибками? Не пора ли принять ошибки, сделанные от руки, и ошибки, допущенные машиной, - эту новую форму спонтанности, этот откровеннейший "голос сердца"? Не пора ли рассматривать эти мнимые ошибки как проявление поэзии, как лирическую ноту, как признак нового образа мышления, которые лишь по лености ума, по предвзятому единомыслию мы не могли до сих пор воспринимать как таковые?" (Альберто Савинио. "Мопассан и другой").

Кстати говоря, описки и опечатки (как и "очитки") из маргинальных объектов психоанализа, показателей невротических нарушений личности ныне превратились чуть ли не в один из магистральных путей смыслообразования.

По крайней мере, мой личный компьютер демонстрирует мне все признаки отнюдь не какой-нибудь "невротизированной" личности, а вполне здравой, здравомыслящей, ироничной, подвергающей все отвлечённые умствования трезвой практической проверке. Мало того - эта "личность" обладает очень высоким уровнем интеллекта, хорошим эстетическим вкусом и независимостью мышления.

Не верите? - Вот "демо-версия" опечаток, подаренных мне компом за очень небольшой промежуток времени: киберпшик" вместо "Кибер-Пушкин"; "слован" вместо "слоган"; "массовая культурва"...

Я уж не говорю о "мелком хулиганстве" в моменты особо хорошего настроения и весёлости у моего любимца: "торчком к появлению замысла оперы", "ора" (вместо "хора"), "традиция русских перевопов [переводов] немецкой поэзии", "благодраная", "интеллигнетный", "радота" (работа), "мебль"...

 

Jean Chardin. Soap Bubbles (1733-1735)

Репродукция взята с сайта www.elibron.com

 

Так что, как мы видим, люфт - "это хорошо".

Главное только - следить, чтобы не лопнула тонкая радужная плёнка смысла: не заиграться, не дать себя увлечь "свободе небывалой" и, выдувая пузыри, не забывать вовремя их дуализировать, соотнося личные адресантные смыслы: референтно и со смыслами адресатов...

Люблю появление ткани,

Когда после двух или трёх,

А то четырёх задыханий

Придёт выпрямительный вздох.

 

И так хорошо мне и тяжко,

Когда приближается миг,

И вдруг дуговая растяжка

Звучит в бормотаньях моих.

(второе восьмистишие)

 

Вот обо всём об этом и пишут авторы номера.

Читайте. А чтобы не завидовать - пишите.

 

Тамара Борисова

 

По теме номера см. ещё здесь и здесь ("для вдохновения")