ИРИНА ГАРШИНА

ПУШКИН И ГОГОЛЬ В СУМАХ

(ПРОЕКТ-МИФ)

 

© Ирина Гаршина, графика и художественная фотография

© Тамара Борисова, вступительная статья, комментарии, текстовый коллаж

© Валерий Панасюк, текст раздела "Художник - миф?"

 

При подготовке "Сада расходящихся тропок" использованы иллюстрации и текст из юбилейного номера журнала "Огонек" № 2-3 (583-584) от 30 января 1937 года, за предоставленный экземпляр которого редакция благодарит Валентину Петровну Мартынюк

 

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ МИФ

 

"Пушкин - это наше все"

(наиболее употребительная цитата

в дни празднования

200-летнего пушкинского юбилея в 1999 году)

"Прошло сто лет со смерти Пушкина. Пало самодержавие, затравившее и убившее его, пал весь строй, где одни люди работали и страдали, а другие ничего не делали и блаженствовали.

Освобожденные народы Советской страны видят в Пушкине величайшего русского поэта, создателя русского литературного языка и родоначальника новой русской литературы, обогатившего человечество бессмертными произведениями, которые до сих пор будят революционную мысль, зовут к борьбе за великое счастье человечества. Пушкин всем стал нужен и незаменимо дорог. Нужен и дорог за свою гениальную поэтическую мощь, за неукротимую мятежность, за неослабевающее искание, за радость и красоту, которыми он напитывает жизнь, за глубокую человечность и культурность, за несравнимую музыку его слова, за благородную простоту и ясность речи...

Книги Пушкина выходят в миллионах экземпляров и моментально всасываются читательскими массами, как ведро воды сухими песками пустыни. Его знают все. Он переведен на языки самых когда-то отсталых народностей Советского Союза. Сбылось предсказание Пушкина:

СЛУХ ОБО МНЕ ПРОЙДЕТ ПО ВСЕЙ РУСИ ВЕЛИКОЙ,

И НАЗОВЕТ МЕНЯ ВСЯК СУЩИЙ В НЕЙ ЯЗЫК,

И ГОРДЫЙ ВНУК СЛАВЯН, И ФИНН, И НЫНЕ ДИКОЙ

ТУНГУЗ, И ДРУГ СТЕПЕЙ КАЛМЫК"

 

(В.ВЕРЕСАЕВ)

ПУШКИН НА КИТАЙСКОМ ЯЗЫКЕ

 

"Китайский читатель знает Пушкина, так же как знают его в десятках европейских стран. На китайский язык переведены "Евгений Онегин", "Капитанская дочка", "История села Горюхина", "Дубровский" и др. Особенно хорошо известны в Китае пушкинские сказки "О рыбаке и рыбке", "О царе Салтане", "О попе и работнике его Балде", "О золотом петушке".

Ряд китайских литературных журналов, как, например, "Гуан-Мин" ("Свет"), "Ивэн" ("Переводная литература"), "Вень Сюэ" ("Литература"), "Цзо-Цзя" ("Писатель") и другие, выпустил в 1936 году специальные пушкинские номера, приуроченные к столетию со дня смерти поэта.

"Ивэн" в пушкинском номере напечатал статью Горького о Пушкине, "Сказки Пушкина" - статью М.Слонимского, "Пушкин в музыке" - Н.Арденса, предисловие к "Евгению Онегину" Н.Некрасова и поместил переводы целого ряда пушкинских произведений: "Египетские ночи", "История села Горюхина", "Сказка о рыбаке и рыбке" и др.

Журнал дает иллюстрации к "Сказке о царе Салтане", "Золотому петушку", "Египетским ночам", "Сказке о мертвой царевне и семи богатырях".

В номере много портретов поэта в разные годы его жизни.

В последние годы в Китае создана новая письменность, основанная на легко усвояемом латинизированном алфавите. В 1936 году на латинизированном алфавите напечатано много пушкинских переводов.

Интерес к Пушкину в Китае непрерывно возрастает. Недавно в Китае был показан советский фильм "Дубровский". Заканчивается новое издание лирики Пушкина к его столетнему юбилею. В переводах лирических стихотворений принимает участие крупный китайский поэт Эми Сяо".

(Текст взят из журнала "Огонек" № 2-3, 1937 г.)

 

"Кого ж любить? Кому же верить?

Кто не изменит нам один?

Кто все дела, все речи мерит

Услужливо на наш аршин?

Кто клеветы про нас не сеет?

Кто нас заботливо лелеет?

Кому порок наш не беда?

Кто не наскучит никогда?

Призрака суетный искатель,

Трудов напрасно не губя,

Любите самого себя,

Достопочтенный мой читатель!

Предмет достойный: ничего

Любезней, верно, нет его".

 

(А.С.Пушкин, "Евгений Онегин")

 

"Но я плоды моих мечтаний

И гармонических затей

Читаю только старой няне,

Подруге юности моей,

Да после скучного обеда

Ко мне забредшего соседа,

Поймав нежданно за полу,

Душу трагедией в углу,

Или (но это кроме шуток),

Тоской и рифмами томим,

Бродя над озером моим,

Пугаю стадо диких уток:

Вняв пенью сладкозвучных строф,

Они слетают с берегов".

 

(А.С.Пушкин, "Евгений Онегин")

 

ПУШКИН В ЛАГЕРЕ ШМИДТА

"... Книги сыграли огромную роль в сплочении коллектива.

Я укажу на такой пример. Наиболее неподготовленным звеном состава челюскинцев были, естественно, строительные рабочие, сезонники, не привычные к коллективной жизни, впервые оказавшиеся на море и, конечно, никогда не ожидавшие такого исхода - оказаться на льдине вдали от материка. С этими товарищами была проведена большая воспитательная работа еще на корабле, и общекультурная, и политическая, и всякая иная, но они все еще были несколько сыроваты. Особенно меня заботило, как они воспримут положение, как они сумеют себя сохранить как члены коллектива. И вот большую роль, оказалось, сыграло чтение Пушкина. Среди наших четырех книг был один томик Пушкина, и мой заместитель - Баевский, великолепный чтец, каждый вечер забирался в палатку строителей, а иногда и в другие палатки, читал и комментировал Пушкина, которого строители вообще впервые узнали. Пушкин не имел прямого отношения к льдине и к строительству социализма, но исключительные качества пушкинского стиха, о которых не стоит говорить какими-либо эпитетами, настолько расширяли восприятие жизни этими товарищами, настолько в богатстве пушкинской поэзии каждое настроение каждого дня получало свой художественный символ, художественное отражение, что психика строителей под этим влиянием организовалась не меньше, чем под влиянием прямой агитации. На основе поэзии люди лучше понимали, что наша жизнь на льдине не есть какой-то замкнутый в себе отрезок, лучше понимали связь этой жизни коллектива на льдине с жизнью всей страны, и через какие-то далекие передаточные инстанции - со всем человечеством; люди лучше понимали, что свою маленькую судьбу нельзя рассматривать в отрыве от общей, и люди заражались глубокой верой в важность того дела, которое мы делаем, и глубокой верой в силы нашей советской родины и нашей партии".

Из речи О.Ю.Шмидта

на первом Всесоюзном съезде советских писателей,

напечатанной в юбилейном номере "Огонька"

 

Архивная фотография

Ирина Гаршина. Пушкин на лошадке

 

САМЕД ВУРГУН

 

ПУШКИНУ

(напечатано в юбилейном "Огоньке" 1937 г.)

Перевод с тюркского

 

Я два года с тобой с глазу на глаз провел, -

Для тебя не жалел бы и тысячи лет!

Твой роман я на тюркский язык перевел, -

Ты доволен ли, русский великий поэт?

 

Люди наших аулов не знали тебя.

Ты не умер: ты ныне родился для нас!

Как трудна мне задача была! Но, любя,

Завершил я завещанный мне пересказ.

 

Это - сталинский век! Небывалый расцвет.

Он пришел - золотой справедливости час.

Просыпайся, затравленный, мертвый поэт!

Ты не умер - ты только родился для нас.

 

"Как грустно мне твое явленье,

Весна, весна! пора любви!

Какое томное волненье

В моей душе, в моей крови!"

 

Да, печальна живая улыбка твоя! -

Рот смеется, а взор застилает туман:

Если б знал ты счастливые наши края!..

Я люблю, я жалею тебя, великан!

Если б видел ты наши счастливые дни,

Веселился бы, долго и сладостно пел:

Побеседуем. Ночью мы дома одни.

Лист бумаги еще непорочен и бел.

 

За работой, в ночных обращеньях к тебе

Вдруг я понял, как званье "поэт" велико.

В неусыпной оно достается борьбе,

И, швыряясь им, как ошибиться легко!

 

Но клянусь: в людях нашей эпохи живой

Столько сил, что для нас невозможного нет.

Он растет - ученик неожиданный твой,

Добиваясь высокого званья "поэт".

 

Вся страна моя - песен широкий яйлаг -

Многоцветный, нагорный, ликующий луг.

Слышишь легкого ритма уверенный шаг?

И слыхал ли когда-нибудь слово "ашуг"?

 

Весь народ мой - старинное племя певцов -

Принимай доказательства братской любви:

Раскрываем ворота народных дворцов,

Наряжаемся в лучшие ткани свои!

 

Это - сталинский век! Небывалый расцвет.

Он пришел - золотой справедливости час.

Просыпайся, затравленный, мертвый поэт!

Ты не умер - ты ныне родился для нас.

 

 

А.С.Пушкин

Портрет худ. Н.Шведе-Радловой

(Пушкинский конкурс, 1936 г., Ленинград)

 

ПУШКИНСКИЙ ЮБИЛЕЙ В КРАСНОЙ АРМИИ

 

"В углу соседней комнаты перед большим мольбертом сидит боец тов. Коротков. Вот уж который день он работает над рисунком. Это - портрет великого русского поэта А.С.Пушкина. Тов. Коротков делает рисунок сангиной и углем.

- Трудная задача, а надо сделать на "отлично". Ведь этой мой любимый писатель.

Боец кавалерийской дивизии имени Сталина тов. Коротков готовится к пушкинской выставке самодеятельного искусства. Кроме портрета поэта он делает иллюстрации к стихотворению "Черная шаль", подготовляет эскиз к живописному полотну "Дуэль Пушкина с Дантесом".

- На этой картине я думал изобразить смертельно раненного поэта с пистолетом в руке. Дантеса на полотне не видно, а только на снегу маячит его тень. За ней, где-то в дымке, фигура Николая I, свитские генералы, дворцовая челядь. Вот на них-то и направлен пистолет упавшего поэта. Мне кажется, что он хочет выстрелить в гнилую Россию генералов, помещиков и царских слуг.

Несколько месяцев назад в Изостудию имени художника Грекова пришла работать жена политрука Пролетарской дивизии Любовь Ивановна Шильникова-Петрова. Она молодой начинающий скульптор. У нее всего несколько больших работ - портрет мужа, большая фигура бойца испанской народной милиции. Сейчас она занята работой, посвященной А.С.Пушкину. /:/

Наша Красная Армия успешно готовится к великому юбилею. /:/

Готовятся к пушкинским дням и наши краснофлотцы. От Тихого океана до Черного моря на военных кораблях и подводных лодках знают и любят великого поэта А.С.Пушкина.

Газетные заметки несут нам вести о том, как военные моряки готовятся к пушкинским дням. Так же как в кавалерийских, инженерных и пехотных частях, во флоте работают над спектаклями, пишут картины, слушают лекции.

Драматический кружок соединения катеров Черного моря поставил спектакль "Цыганы". Краснофлотец тов. Козловский к пушкинской выставке самодеятельного искусства готовит большое полотно "Дуэль Пушкина". В военно-морских библиотеках с успехом проходят беседы на темы: "Жизненный путь Пушкина", "Гражданская поэзия Пушкина", "Лирика Пушкина" и т.д.".

Ю.Арди

 

 Дуэль Онегина с Ленским. Лева Герасимов, 15 лет. Саратов (журнал "Огонек", 1937 г.)

 Ирина Гаршина. Дуэль

 

 

КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МИФ

 

 

Краеведческий миф состоит в основном из трех элементов:

а) наш писатель (художник, скульптор, композитор и т.д.) - самый талантливый на всей земле;

б) потому что он родился у нас, в самом лучшем месте на всей земле;

в) это самое лучшее место на всей земле и послужило единственным источником вдохновения, а вся предыдущая жизнь в других местах не имела ни малейшего значения.

Ирина Гаршина. По улице Заливной

 

Почти все краеведческие изыскания, путеводители и прочая популярная литература краеведческого характера содержат сакральную фразу: только такая великая (поэтичная, прекрасная, красивая) земля с чарующей (волнующей, поэтичной, буйной) природой, ее густыми (сосновыми, березовыми, громадными) лесами, просторными (широкими, необъятными, бескрайними) полями, с ее быстрыми (глубокими, тихими, прозрачными, поэтичными, спокойными, стремительными) реками могла породить (вдохновить, вскормить, взлелеять) такой громадный (уникальный, незаурядный, поистине масштабный (народный, природный) талант, как наш писатель (художник, скульптор, композитор) - см. ниже.

"Васильевка стала колыбелью гения. Она его растила, воспитывала. Здесь прислушивался он к украинским песням, яркой народной речи, ощутил впервые романтику сказаний и легенд, питавших впоследствии писательскую фантазию".

Гоголевские места на Украине.

Фотоальбом. - К.: Мистецтво, 1990.

"Здесь в каждом уголке чувствуешь незримое присутствие Пушкина. /.../ Михайловское обладает способностью придать творческий импульс, вдохновить поэта, композитора, художника".

Под сенью михайловских рощ. Картины В.Д.Ездакова. Комплект из 14 открыток. - М.: Советский художник, 1985.

"Вакула" писався з великим пiднесенням. Надихала чарiвна укра›нська природа, чудовi пахощi трав i квiтiв. Композитор багато ходив серед полiв, прислухаючись до музики природи, до спiвiв дiвчат, зайнятих роботою. /.../ Немає сумнiву в тому, що тривале перебування композитора на Укра›нi, його знайомство з побутом, мистецтвом, народом Укра›ни мало величезне значення для успiшного створення однiєї з видатних опер великого композитора".

Височинська Л.Й., кандидат мистецтвознавства. Чайковський i Укра›на. Стенограма публiчної лекцiї. - К., 1955. - С. 14-15.

 

Ирина Гаршина. Велопробег на Псельскую

Ирина Гаршина. Двор на Соборной

"Я иногда люблю сойти на минуту в сферу этой необыкновенно уединенной жизни, где ни одно желание не перелетает за частокол, окружающий небольшой дворик, за плетень сада, наполненного яблонями и сливами, за деревенские избы, его окружающие, пошатнувшиеся на сторону, осененные вербами, бузиною и грушами. Жизнь их скромных владетелей так тиха, что на минуту забываешься и думаешь, что страсти, желания и неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир, вовсе не существуют и ты их видел только в блестящем, сверкающем сновидении. Я отсюда вижу низенький домик с галереею из маленьких почернелых деревянных столбиков, идущею вокруг всего дома, чтобы можно было во время грома и града затворить ставни окон, не замочась дождем. <...> Перед домом просторный двор с низенькою свежею травкою, с протоптанною дорожкою от амбара до кухни и от кухни до барских покоев <...> - все это для меня имеет неизъяснимую прелесть, может быть, оттого, что я уже не вижу их и что нам мило все то, с чем мы в разлуке".

Гоголь Н.В. Старосветские помещики // Гоголь Н.В. Повести. - М.: Художественная литература, 1979. - С. 84-85.

 

ПРОФАННЫЙ МИФ (ЖИЗНЬ)

 

"Несмотря на великие преимущества, коими пользуются стихотворцы (признаться, кроме права ставить винительный вместо родительного падежа после частицы не и кой-каких еще так называемых стихотворческих вольностей, мы никаких особенных преимуществ за стихотворцами не ведаем) - как бы то ни было, несмотря на всевозможные их преимущества, эти люди подвержены большим невыгодам и неприятностям. Не говорю о их обыкновенном гражданском ничтожестве и бедности, вошедшей в пословицу; о зависти и клевете братьи, коих они делаются жертвами, если они в славе, о презрении и насмешках, со всех сторон падающих на них, если произведения их не нравятся - но что, кажется, может сравниться с несчастием для них неизбежным; разумеем суждения глупцов? Однако же и сие горе, как оно ни велико, не есть крайним еще для них. - Зло самое горькое, самое нестерпимое для стихотворца - есть его звание, прозвище, коим он заклеймен и которое никогда его не покидает. Публика смотрит на него как на свою собственность, считает себя вправе требовать от него отчета в малейшем шаге. По ее мнению, он рожден только для ее удовольствия и дышит для того только, чтоб подбирать рифмы".

(А.С.Пушкин. Отрывок)

 

Ирина Гаршина. Лев Толстой пишет "Войну и мир"

 

"Он носил ногти длиннее ногтей китайских ученых. Пробуждаясь от сна, он сидел голый в постеле и стрелял из пистолета в стену. Но уединение посреди развалин наскучило ему, и он переехал жить к Алексееву. Утро посвящал он вдохновенной прогулке за город, с карандашом и листом бумаги; по возвращении лист весь был исписан стихами, но из этого разбросанного жемчуга он выбирал только крупный; не более десяти жемчужин; из них-то составлялись роскошные нити в поэмах: "Кавказский пленник", "Разбойники", начало "Онегина" и мелкие произведения, напечатанные и не напечатанные. Во время этих-то прогулок он писал "К Овидию" и сказал:

Но если обо мне потомок поздний мой,

Узнав, придет искать в стране сей отдаленной

Близ праха славного мой след уединенный, -

Брегов забвения оставя хладну сень,

К нему слетит моя признательная тень,

И будет мило мне его воспоминанье...

Здесь, лирой северной пустыни оглашая,

Скитался я в те дни, как на брега Дуная

Великодушный грек свободу вызывал,

И ни единый друг мне в мире не внимал, -

Но не унизил ввек изменой незаконной

Ни гордой совести, ни лиры непреклонной".

Известный и неизвестный Пушкин. Отрывки из воспоминаний современников (А.Ф.Вельтман) // Молодежная эстрада. - 1999. - ї 1-2. - С. 51.

 

Обилие смешных или неприятных подробностей из жизни замечательных людей чаще всего объясняется несовпадением личностных масштабов вспоминающего и вспоминаемого. Посредственность запоминает в великом человеке лишь то, что близко и понятно ей, что доступно ее сознанию. Ведь заметили, например, мемуаристы, что Пушкин отращивал длинные ногти, Гоголь страдал золотухой и вечно ходил с обвязанной щекой, что Мандельштам и его жена залезали на кровать в грязной обуви, пачкая чужое покрывало, что у Маяковского не было нижних зубов, что во время знакомства с Сергеем Есениным Айседора Дункан была пожилой полной женщиной с дряблой кожей...

Вот результаты опроса дворовых, запомнивших Пушкина:

"Оказалось, жив еще один старик Петр, служивший кучером у Александра Сергеевича. Отыскали Петра. Старик он лет за 60, еще бодрый, говорит хорошо, толково...

- Ну, покажи нам, Петр, где тут больше проводил время твой покойный барин, Где почивал он, кофий кушал, Приказчика доклады слушал. - Э, батюшка, наш Александр Сергеевич никогда этим не занимался: всем староста заведывал; а ему, бывало, все равно, хошь мужик спи, хошь пей: он в эти дела не входил.

А жил он вот тут, пожалуйста... Вот тут все у него было: и кабинет, и спальня, и столовая, и гостиная. Смотрим: комната в одно окно, сажени в три, квадратная.

- Тут у него столик был под окном. Коли дома, так все он тут, бывало, книги читал, и по ночам читал: спит, спит, да и вскочит, сядет писать; огонь у него тут беспереводно горел. /.../

- Скучал он тут жить-то?

- Да, стало быть, скучал; не поймешь его, впрочем, мудреный он тут был, скажет иногда ни ведь что, ходил этак чудно: красная рубашка на нем, кушаком подвязана, штаны широкие, белая шляпа на голове: волос не стриг, ногтей не стриг, бороды не брил - подстрижет эдак макушечку, да и ходит. Палка у него завсегда железная в руках, девять фунтов весу; уйдет в поля, палку кверху бросает, ловит ее на лету, словно тамбур-мажор. А не то дома вот с утра из пистолетов жарит, в погреб, вот тут за баней, да раз сто эдак и выпалит в утро-то. /.../

Ярмарка тут в монастыре бывает в девятую пятницу перед петровками; ну, народу много собирается, и он туда хаживал, как есть, бывало, как дома: рубаха красная, не брит, не стрижен, чудно так, палка железная в руках; придет в народ, тут гулянье, а он сядет наземь, соберет к себе нищих, слепцов, они ему песни поют, стихи сказывают. /.../

- Случилось ли тебе видеть Александра Сергеевича после отъезда из Михайловского?

- Видел его еще раз потом, как мы книги к нему возили отсюда... Много было. Помнится, мы на двенадцати подводах везли; двадцать четыре ящика было; тут и книги его и бумаги были".

Известный и неизвестный Пушкин. Отрывки из воспоминаний современников (П.Парфенов) // Молодежная эстрада. - 1999. - № 1-2. - С. 57-59.

 

Ирина Гаршина. Пушкин и Гоголь

"В числе минутных очаровательниц Пушкина была г-жа Е. [Эйхфельдт], которой миловидное личико по своей привлекательности сделалось известным от Бессарабии до Кавказа. К ней-то писал Пушкин, в одном из шутливых своих посланий, что:

 Ни блеск ума, ни стройность платья

Не могут вас обворожить;

Одни двоюродные братья

Узнали тайну вас пленить!

Лишили вы меня покоя,

Но вы не любите меня.

Одна моя надежда - Зоя:

Женюсь, и буду вам родня... и проч.

 Муж этой Е. был человек довольно странный и до того заклятый нумизматик, что несравненно больше занимался старыми монетами, чем молоденькою женою, и наконец нумизматик до того надоел жене своей, что она смотрела на него, как на такую монету, которая и парале [самая мелкая монета Молдавии] не стоит. У себя дома он был посторонним, а в обществе - как охранная стража - ее окружали родственники: то Алеко, то Тодораки, то Костаки [Александр, Федор, Константин]. Все эти господа считались ей двоюродными братьями; так тут поневоле скажешь: "Одни двоюродные братья узнали тайну вас пленить".

Но все же у Е. искателей было много, и в числе их особенно общий наш приятель Алексеев. Но этот поклонник довольствовался одним только созерцанием красоты и вполне был счастлив повременным взглядом ее очей или мимолетным приветом радушного слова.

В домашнем быту муж Е. постоянно раскладывал пасьянс и толковал о монетах; она делала что-нибудь, т.е. шила или вязала, а наш приятель, с своею чинною скромностью, усевшись в привычном уголку, занимался меледою".

Известный и неизвестный Пушкин. Отрывки из воспоминаний современников (В.П.Горчаков) // Молодежная эстрада. - 1999. - ї 1-2. - С. 51.

"В дни болдинской осени Пушкин заехал однажды в соседнее село Апраксино. Был скучен, чем-то недоволен; барышни затеяли разговор о "Евгении Онегине", он отмалчивался, рисуя что-то в альбоме одной из них.

- Александр Сергеевич, зачем вы убили Ленского? Варя весь день плакала!

Пушкин, не поднимая головы от альбома и оттушевывая набросок, спросил шестнадцатилетнюю Варю:

- Ну а вы, Варвара Петровна, как бы кончили эту дуэль?

- Я бы только ранила Ленского в руку или в плечо, и тогда Ольга ходила бы за ним, перевязывала бы рану, и они друг друга еще больше бы полюбили.

Разговор, кажется, начал занимать Пушкина.

- А вы как бы кончили эту дуэль? - обратился он к другой сестре.

-Я ранила бы Онегина, Татьяна бы за ним ходила, и он оценил бы и полюбил ее.

-Ну нет, он Татьяны не стоил...".

Болдинская осень. Стихотворения, поэмы, маленькие трагедии, повести, письма, критические статьи, написанные А.С.Пушкиным в селе Болдине Лукояновского уезда Нижегородской губернии осенью 1830 года / Составитель Н.В.Колосова. - М.: Молодая гвардия, 1974. - С. 441.

 

ПРОФАННЫЙ МИФ (ТВОРЧЕСТВО)

"Почему великих писателей так часто не понимали современники и понимали потомки? Ведь не обязательно же потомки умнее современников. Да и не всегда и не ко всем великим писателям современники были равнодушны. Здесь всякий раз образуются сложные соотношения.

Рецензии на "Войну и мир" похожи сейчас на хулиганство. Никто (кроме Страхова) ничего не понял. Если кое-что в отдельности и понимали, то никто даже отдаленно не догадывался о масштабе. Впрочем, все признавали наличие "художественного таланта". Кое-кто даже писал - хорошо, мол, что талант не первостепенный, потому что тогда это было бы очень вредно. /.../ С Пушкиным проще, потому что для Пушкина масштаб нашел Белинский. Этот момент вполне уловимый. Уловить же момент, когда были поняты размеры Толстого, - трудно.

"Война и мир" представлялась архаичной, не имеющей отношения к насущным вопросам времени. Между тем прошло некоторое количество лет, и люди стали мыслить и понимать себя по Толстому. Оказалось, что он выражает и в то же время формирует их сознание. Почему же это не обнаружилось в момент опубликования романов, которые и были фактом высшей, созидающей актуальности и современности?

Понятие современности включает ряд сосуществующих пластов, вернее, оно подобно сочетанию расходящихся концентрических кругов, из которых последние, наиболее удаленные от центра сегодняшнего дня, - уже расплываются в прошлом и будущем. Понятие современности аналогично условному и сложному понятию настоящего в применении к отдельному человеку.

/.../ неправильно говорить, что гений работает на потомство. Нельзя работать, по крайней мере нельзя хорошо работать на того, чьи потребности неизвестны, и нельзя выражать и воплощать несуществующее. Гений, больше чем кто бы то ни было, работает на современность, но на современность другого масштаба. Будущее, потомство - это для него только полемика со злобой текущего дня.

Отношения большого писателя со сверстниками не более благополучны, чем его отношения с младшими поколениями. Сверстники (особенно второстепенные писатели) застывают на позициях своей молодости. Великого сверстника, идущего дальше, они перестают понимать. Они считают, что он испортился, что он не то делает, иногда - что он неудачно подлаживается к новым поколениям. Хуже всего, если они продолжают его одобрять. Они одобряют его в узком, устарелом эстетическом понимании, которое для него оскорбительно.

Пушкин прошел через все эти муки. Новые поколения, начиная поколением 30-х годов, считали его неактуальным. Сверстников он перестал удовлетворять, как только перерос декабристский рубеж, начиная с первых глав "Онегина". Пушкин объявлен был устарелым в период, когда он разрешал насущнейшие проблемы современности большого масштаба. /.../

Но Пушкин не дожил до поколений канонизирующих. До того момента, когда гений, не переставая быть современником, то есть не переставая для людей своего времени осуществлять акт осознания им принадлежащей действительности, - в то же время становится каноничным. Когда к нему подбирается уже другой ключ. До этих поколений дожили великие старцы - Гете, Толстой. Гений бывает адекватен своим современникам в юности и в старости, но зрелость его, пора его творческой полноты - часто трагедия".

Гинзбург Л. Литература в поисках реальности. Статьи. Эссе. Заметки. - Л.: Советский писатель, 1987. - С. 114-118.

 

Ирина Гаршина. Гоголи на лыжах

 

Случаи, приписываемые Хармсу

Случай № 12

Лев Толстой очень любил детей. А взрослых терпеть не мог, особенно Герцена. Как увидит, так и бросается с костылем, и все в глаз норовит, в глаз. А тот делает вид, что ничего не замечает, говорит: "О! Толстой! О!"

Случай № 6

Лев Толстой очень любил детей. Однажды он шел по Тверскому бульвару и увидел идущего впереди Пушкина. Пушкин, как известно, ростом был невелик. "Конечно, это уже не ребенок, это скорее подросток, - подумал Лев Толстой. - Все равно, дай догоню и поглажу по головке". И побежал догонять Пушкина. Пушкин же, не знавши толстовских намерений, бросился наутек. Пробегая мимо городового, сей страж порядка был возмущен неприличной быстротой в людном месте и бегом устремился вслед с целью остановки. Западная пресса потом писала, что в России литераторы подвергаются преследованию со стороны властей.

 

Ирина Гаршина. Толстой гонится за Пушкиным

 

"Хлестаков. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики... Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: "Ну что, брат Пушкин?" - "Да так, брат, - отвечает, бывало, - так как-то все..." Большой оригинал".

Гоголь Н.В. "Ревизор".

  

Д.Хармс. Случай № 4

 Однажды Пушкин стрелялся с Гоголем. Пушкин говорит:

- Стреляй первый ты.

- Как ты? Нет, я!

- Ах, я?

- Нет, ты!

Так и не стали стреляться.

 

"Вслед за Пушкиным Гоголь продолжает и углубляет подлинную народность как главную правду жизни.

Пушкин щедро и радостно оценил первые шаги в литературе молодого писателя, став его учителем и другом".

 Войтушенко В. Д. Грозный сатирик. - Вступительная статья. - Гоголь Н.В. Ревизор. Женитьба. Невский проспект. Нос. - К.: Днiпро, 1977. Серия "Школьная библиотека". - С. 6.

 

Ирина Гаршина. Пушкин - учитель и друг Гоголя

 

 

"Все это принадлежит к числу действительных, но заштатных фактов, как то, что у священника под рясой - брюки и у актера под гамлетовским камзолом - сорочка из кооператива. Об этих заштатных фактах размышляют люди, размышляющие также над тем, что под розоватой кожей юного лица в сущности находится голый череп и что у самого образованного человека есть кишки.

Это люди с наивным отношением к миру. Они уличают действительность. Уличают любовь прыщиком на носу любимой женщины, уличают смерть запахом тления, литературу уличают гонорарами и опечатками. Они начинают догадываться, что их обманули, что кишки и есть подлинная реальность, а молодая кожа и ямбы - шарлатанская выходка. Они думают, что для того чтобы получить настоящие губы, нужно стереть с них губную помаду, и что настоящая голова - та, с которой снят скальп. Так по жизни бродят люди, уверенные в том, что, сдирая с вещей кожу и кожицу, они получают сущность".

Гинзбург Л. Литература в поисках реальности. Статьи. Эссе. Заметки. - Л.: Советский писатель, 1987. - С. 200-201.

Ирина Гаршина. Гоголь

"Историчным, социально продиктованным является и самое интимное сознание человека. Мне пришлось наблюдать, как среди моих сверстников с отроческого возраста быстро и уверенно складывался тип интеллигента с надрывом (душевные глубины, крайняя автопсихологическая заинтересованность, перебои психического аппарата, которые сразу эстетизируются) - и как этот унаследованный склад оказался решительно не к истории.

Благо тем, кого исторический вкус, жизненное чутье, молодость уберегли от дальнейшей идеологизации надрывов. На потенциального, полуготового человека произошло наложение другого человека с другими социальными качествами.

Время сообщило поколению уважение к душевному и физическому здоровью, к действию, приносящему результаты; интерес к общему; восприятие жизни в ее социальных разрезах. Время сообщило ему профессионализм, небрезгливое отношение к поденному, черновому труду; легкую брезгливость по отношению к душевным безднам, самопоглощенности и эстетизму".

Гинзбург Л. Из старых записей. 1920-1930-е годы. - Цит. соч., с. 220-221.

Д.Хармс. Случай № 31

 Однажды Гоголь переоделся Пушкиным, сверху нацепил львиную шкуру и поехал в маскарад. Ф.М.Достоевский, царство ему небесное, увидел его и кричит: "Спорим, это Лев Толстой! Спорим, это Лев Толстой!"

 

Ирина Гаршина. Пушкин и Гоголь

 

Случаи, приписываемые Хармсу

Случай № 9

Лев Толстой очень любил детей. Однажды он играл с ними весь день и проголодался. Пришел к жене. "Сонечка, - говорит, - ангельчик, сделай мне тюрьку". Она возражает: "Левушка, ты же видишь - я "Войну и мир" переписываю". "А-а! - возопил он, - я так и знал, что тебе мой литературный фимиам дороже моего "Я"!" И костыль задрожал в его судорожной руке.

 

Ирина Гаршина. Толстые на прогулке

 

Случай № 34 из приписываемых Д.Хармсу

Лев Толстой очень любил играть на балалайке (и, конечно, детей). Но не умел. Бывало, пишет роман "Война и мир", а сам думает: тен-дер-день-тер-день-день-тень!.. Или: брам-прам-драм-тарарам-пам-пам!

"К проблеме городского фольклора.

Б<ухштаб> в поезде встретился с парнишкой, распевавшим блатные песни, в том числе одну, где имелся куплет:

 

В одну квартиру он ворвался,

На комиссара там нарвался,

С печальным шумом обнажался

И на Горохову попал.

 

Затаив любопытство, Б. небрежно заметил, что ему не совсем понятно - к чему бы это тут "с печальным шумом обнажался", и что оно, собственно, означает?

- Чего ж непонятного? - удивился парнишка. - Ну, обнажался... забрали у него, значит, револьвер там... пальто... Обнажили. Ну и, значит, грустно ему при этом было. Очень даже понятно".

(Гинзбург Л. Цит. соч., с. 194-195).

 

Ирина Гаршина. Толстой играет на балалайке

 

"Классическая книга выделяла из себя ходячие знаки эмоциональных и социальных смыслов. В сознании интеллигента она жила плотностью общекультурных ассоциаций. "Евгений Онегин" - что это, собственно? И из чего это состоит? Из статей Белинского? Из смерти Пушкина на дуэли? Из оперы, где перед гибелью Ленский с чувством поет пародийные стихи? Из стихов Пушкина? Из стихов Лермонтова?

Воспетый им с такою чудной силой,

Сраженный, как и он, безжалостной рукой...

Поди разбери. Поди прочитай "Онегина", как такового. В интеллигентской среде это удавалось разве детям, читающим книги, которые им еще рано читать.

Другое дело - человек приобщающийся. На рабфаке я ужасалась сперва, на вопросы об основных свойствах Манилова или Плюшкина получая порой самые неподходящие ответы. Потом я привыкла и поняла: при отсутствии культурно-исторической апперцепции мгновенная связь понятий не необходима. Оказывается, толковый человек нашего времени может прочитать "Ревизора" и не заметить, что Хлестаков врет. У него нужно еще создать апперцепцию. Это и есть дело преподавателя".

Гинзбург Л. Цит. соч., с. 230.

"Гриша <Гуковский> рассказал о желтом французском романе с эксцентричной и добродетельной русской девушкой и замечательным предисловием. "В характере героини нет ничего неправдоподобного, - пишет автор, - так как все это совершенно в русских нравах. Героиня самой их популярной комедии "Горе от ума" каждую ночь проводит с молодым человеком, не занимаясь ничем, кроме музыки. И в течение ста лет в России никто в этом не усомнился".

 

Гинзбург Л. Цит. соч., с. 228.

 

Ирина Гаршина. Толстой

 

"Вам, без сомнения, когда-нибудь случалось слышать голос, называющий вас по имени, который простолюдины объясняют тем, что душа стосковалась за человеком и призывает его, после чего следует неминуемо смерть. Признаюсь, мне всегда был страшен этот таинственный зов. Я помню, что в детстве часто его слышал: иногда вдруг позади меня кто-то явственно произносил мое имя. День обыкновенно в это время был самый ясный и солнечный; ни один лист в саду на дереве не шевелился, тишина была мертвая, даже кузнечик в это время переставал кричать; ни души в саду; но, признаюсь, если бы ночь самая бешеная и бурная, со всем адом стихий, настигла меня одного среди непроходимого леса, я бы не так испугался ее, как этой ужасной тишины среди безоблачного дня. Я обыкновенно тогда бежал с величайшим страхом и занимавшимся дыханием из сада, и тогда только успокоивался, когда попадался мне навстречу какой-нибудь человек, вид которого изгонял эту страшную сердечную пустыню".

Гоголь Н.В. Старосветские помещики. - В кн.: Повести. - М.: Художественная литература, 1979. - С. 104-105.

"В первом издании шестая глава оканчивалась следующим образом:

А ты, младое вдохновенье,

Волнуй мое воображенье,

Дремоту сердца оживляй,

В мой угол чаще прилетай,

Не дай остыть душе поэта,

Ожесточиться, очерстветь

И наконец окаменеть

В мертвящем упоеньи света,

Среди бездушных гордецов,

Среди блистательных глупцов,

Среди лукавых, малодушных,

Шальных, балованных детей,

Злодеев и смешных и скучных,

Тупых, привязчивых судей,

Среди кокеток богомольных,

Среди холопьев добровольных,

Среди вседневных, модных сцен,

Учтивых, ласковых измен,

Среди холодных приговоров

Жестокосердой суеты,

Среди досадной пустоты

Расчетов, дум и разговоров,

В сем омуте, где с вами я

Купаюсь, милые друзья".

Примечание № 40 к "Евгению Онегину". - Пушкин А. Стихотворения.

Т. 3 Малой серии "Библиотеки поэта". - Л.: Советский писатель, 1954. - С. 217-218.

 

Ирина Гаршина. Гоголь

 

"Читатели помнят прелестное описание

петербургской ночи в идиллии Гнедича:

Вот ночь; но не меркнут златистые полосы облак.

Без звезд и без месяца вся озаряется дальность.

На взморье далеком сребристые видны ветрила

Чуть видных судов, как по синему небу плывущих.

Сияньем бессумрачным небо ночное сияет,

И пурпур заката сливается с златом востока:

Как будто денница за вечером следом выводит

Румяное утро. - Была то година златая,

Как летние дни похищают владычество ночи;

Как взор иноземца на северном небе пленяет

Сиянье волшебное тени и сладкого света,

Каким никогда не украшено небо полудня;

Та ясность, подобная прелестям северной девы,

Которой глаза голубые и алые щеки

Едва оттеняются русыми локон волнами.

Тогда над Невой и над пышным Петрополем видят

Без сумрака вечер и быстрые ночи без тени;

Тогда Филомела полночные песни лишь кончит

И песни заводит, приветствуя день восходящий.

Но поздно; повеяла свежесть на невские тундры; /.../

Вот полночь: шумевшая вечером тысячью весел,

Нева не колыхнет; разъехались гости градские;

Ни гласа на бреге, ни зыби на влаге, все тихо;

Лишь изредка гул от мостов пробежит над водою,

Лишь крик протяженный из дальней промчится деревни,

Где в ночь окликается ратная стража со стражей.

Все спит..."

Примечание № 8 к "Евгению Онегину". - Пушкин А. Стихотворения.

Т. 3 Малой серии "Библиотеки поэта". - Л.: Советский писатель, 1954. - С. 213-214.

Ирина Гаршина. Толстой, Гоголь, Пушкин

 

Гонимы вешними лучами,

С окрестных гор уже снега

Сбежали мутными ручьями

На потопленные луга.

Улыбкой ясною природа

Сквозь сон встречает утро года;

Синея блещут небеса.

Еще прозрачные, леса

Как будто пухом зеленеют.

Пчела за данью полевой

Летит из кельи восковой.

Долины сохнут и пестреют;

Стада шумят, и соловей

Уж пел в безмолвии ночей.

 

Как грустно мне твое явленье,

Весна, весна! пора любви!

Какое томное волненье

В моей душе, в моей крови!

С каким тяжелым умиленьем

Я наслаждаюсь дуновеньем

В лицо мне веющей весны

На лоне сельской тишины!

Или мне чуждо наслажденье,

И все, что радует, живит,

Все, что ликует и блестит,

Наводит скуку и томленье

На душу мертвую давно

И все ей кажется темно?

 

Или, не радуясь возврату

Погибших осенью листов,

Мы помним горькую утрату,

Внимая новый шум лесов;

Или с природой оживленной

Сближаем думою смущенной

Мы увяданье наших лет,

Которым возрожденья нет? /.../

 

Был вечер. Небо меркло. Воды

Струились тихо. Жук жужжал.

Уж расходились хороводы;

Уж за рекой, дымясь, пылал

Огонь рыбачий. В поле чистом,

Луны при свете серебристом

В свои мечты погружена,

Татьяна долго шла одна.

А.С.Пушкин. "Евгений Онегин". Глава седьмая (отрывки)

"Можно ли требовать внимания публики к таким произведениям, какова, например, глава седьмая "Евгения Онегина"? Мы сперва подумали, что это мистификация, просто шутка или пародия, и не прежде уверились, что эта глава VII есть произведение сочинителя "Руслана и Людмилы", пока книгопродавцы нас не убедили в этом. Эта глава VII, - два маленькие печатные листика, - испещрена такими стихами и балагурством, что в сравнении с ними даже "Евгений Вельский" кажется чем-то похожим на дело. Ни одной мысли в этой водянистой седьмой главе, ни одного чувствования, ни одной картины, достойной воззрения! Совершенное падение /.../... Читатели наши спросят, какое же содержание этой главы в 57 страничек? Стихи "Онегина" увлекают нас и заставляют отвечать стихами на этот вопрос:

Ну как рассеять горе Тани?

Вот как: посадят деву в сани

И повезут из милых мест

В Москву на ярманку невест!

Мать плачется, скучает дочка:

Конец седьмой главе - и точка!

Точно так, любезные читатели, все содержание этой главы в том, что Таню везут в Москву из деревни!"

(Фрагмент одной из рецензий, процитированных Пушкиным в "Предисловии к "Евгению Онегину".

"О "Цыганах" одна дама заметила, что во всей поэме один только честный человек, да и то медведь. Покойный Рылеев негодовал, зачем Алеко водит медведя и еще собирает деньги с глазеющей публики. Вяземский повторил то же замечание. (Рылеев просил меня сделать из Алеко хоть кузнеца, что было бы не в пример благороднее). Всего бы лучше сделать из него чиновника 8 класса или помещика, а не цыгана. В таком случае, правда, не было бы и всей поэмы, ma tanto megeio" [но тем лучше - итал.].

 А.С.Пушкин. Опыт отражения некоторых нелитературных обвинений. - В кн.: Болдинская осень. Стихотворения, поэмы, маленькие трагедии, повести, письма, критические статьи, написанные А.С.Пушкиным в селе Болдине Лукояновского уезда Нижегородской губернии осенью 1830 года / Составитель Н.В. Колосова. - М.: Молодая гвардия, 1974. - С. 303.)

 

Известна одна особенность Гоголя - "зазеркальность" восприятия мира, проявляющаяся, например, в инверсии (левое-правое, земное-небесное, божественное-дьявольское), в пристрастии ко всякого рода маскам, личинам, в любви к переодеваниям и т.п. Эта искаженная, "зазеркальная" логика хорошо просматривается на любом уровне текста:

"Антон Прокофьевич был совершенно добродетельный человек во всем значении этого слова: даст ли ему кто из почетных людей в Миргороде платок на шею или исподнее - он благодарит; щелкнет ли его кто слегка в нос, он и тогда благодарит. Если у него спрашивали: "Отчего это у вас, Антон Прокофьевич, сюртук коричневый, а рукава голубые?" - то он обыкновенно всегда отвечал: "А у вас и такого нет! Подождите, обносится, весь будет одинаковый!". И точно: голубое сукно от действия солнца начало обращаться в коричневое и теперь совершенно подходит под цвет сюртука! Но вот что странно: что Антон Прокофьевич имеет обыкновение суконное платье носить летом, а нанковое зимою".

Однако выяснилось, что все гоголевские "зазеркальные штучки" - просто детский лепет по сравнению с инфернальными выдумками школьных методистов!

Репертуарно-методическая библиотечка "Я вхожу в мир искусств" (выпуск №ї 1'99 "Уроки Пушкина") предложила "Материалы к проведению КВН для старшего школьного возраста "Как на Сашины именины" (с. 60-61), где в числе конкурсных заданий были составлены леденящие душу "Перевертыши":

"Я называю произведения поэта, где в названии слова заменены на противоположные, например, быль о простой курице - сказка о золотом петушке.

 

1-й блок

Кавалер-дворянин - Барышня-крестьянка

Город - Деревня

Расточительная дама - Скупой рыцарь

Летняя распутица - Зимняя дорога

Жара и месяц, ночь ужасная - Мороз и солнце, день чудесный

 2-й блок

Генеральский сынок - Капитанская дочка

Ангел - Бесы

Летний вечер - Зимнее утро

Встреча - Разлука

Он ее ненавидел - Я вас любил

3-й блок

Заряд - Выстрел

Сестры-полицейские- Братья-разбойники

Трефовый король - Пиковая дама

Троекуров - Дубровский

Он забыл мучительные годы - Я помню чудное мгновенье

4-й блок

Дождь - Метель

Белая шапка - Черная шаль

Свободный - Узник

К пустыне - К морю

Быль об очень живом холопе и семи девах - Сказка о мертвой царевне и семи богатырях

5-й блок

Деревянный пешеход - Медный всадник

Ватный хозяин - Каменный гость

Спящая старуха - Пирующие студенты

Ее тетя самых хитрых исключений - Мой дядя самых честных правил

Березу срубили за хижиной - Ель растет перед дворцом".

 

Если довести до логического конца (то есть до абсурда) этот страшноватенький эксперимент, то обэриутам останется только локти кусать - иначе, как жалкими эпигонами, их после всего этого называть не станут. Вдохновившись примером "Материалов к проведению КВН", попробуем перевести "Я вас любил...".

Начало можно позаимствовать у автора.

Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

 

Он ее ненавидел: ненависть уже, несомненно,

Из тела его зажжется окончательно;

И не нужно, чтобы я его меньше успокаивал;

Он жаждет радовать ее кое-чем [вариант: чем-то].

Он ее ненавидел говорливо, с надеждой,

Не то смелостью, не то отсутствием ревности освобожден;

Он ее ненавидел не совсем лицемерно, не совсем грубо,

Так отнимет у нее дьявол ненавидимой казаться одним и тем же.

 

Не правда ли, сильно смахивает на подстрочник какого-то авангардного стихотворения? "Иностранка" начала 80-х, новое имя, свежая струя... Перевод - почти подстрочник, смысл оригинала остается непроясненным, о философско-поэтических глубинах приходится только догадываться...

А как быть с названиями типа "19 октября", "Я памятник себе воздвиг нерукотворный", "Клеветникам России", "Свободы сеятель пустынный...", "Фонтану Бахчисарайского дворца"?

На прощание же разрешите процитировать еще одну методразработку из того же сборника - под названием "ЗЭКИ" на прогулке" (Опыт драматургического литературоведения).

Ремарка гласит: "В центре сцены - кухонный стол. За столом два литературоведа пьют чай. Слева - деревянный серый столб с обвисшей колючей проволокой и двухъярусные тюремные нары, на которых сидят и лежат Синявский, Солженицын, Шаламов и просто зэки. /.../ За столом Пушкин что-то пишет гусиным пером. [Пушкин "от себя" читает монолог Пимена из "Бориса Годунова" (по причине известности монолога напоминаем только две последние строчки)]:

Но близок день, лампада догорает -

Еще одно, последнее сказанье.

На сцену выходят сталевар, военный, крестьянин, врач, ученый, плотник, пятилетний ребенок.

(Хором.)

Пушкин - это наше все".

(Указ. сб., с 71-72).

 

Ирина Гаршина. Пушкин и Гоголь на велосипеде

 

ХУДОЖНИК - МИФ?

Валерий Панасюк

"И в памяти черной пошарив, найдешь..."

 

И в памяти черной пошарив, найдешь

До самого локтя перчатки,

И ночь Петербурга. И в сумраке лож

Тот запах и душный и сладкий.

Так с высоты лет, "другой жизни" и "другой культуры" Анна Ахматова искала и находила прошлое, вычисляя его формулу, состоящую из конкретных элементов: предмет, место, запах.

Та же овеществленность и запечатленность иных времен в цикле фоторабот Ирины Гаршиной "Люби меня, как я тебя". По двум формальным показателям (цикл посвящен дню святого Валентина и на всех работах - обнаженная модель) изообъекты с подростковым простодушием можно причислить к разряду эротических. Но с тем, что составляет предмет, цель и сверхзадачу эротического, - телом - тут происходит нечто неожиданное. Оно подвергается культурологическим метаморфозам, в результате чего утрачивает свою физиологическую конкретику и превращается в некую "эстетическую абстракцию" (по С.Эйзенштейну). Этот процесс "утраты тела" связан с помещением его в контекст определенного культурного пространства.

Например, одна из гаршиновских работ по драматургии композиции и аксессуарам соотносима с декоративным трагизмом "Ночного портье" Лилианы Кавани. Другие работы представляют собой озвученную полифонией постмодернистской культуры "глухонемую" эстетику поездов - лубочно раскрашенную фотокарточку, некогда предлагаемую с пластикой цирковых иллюзионистов всякому пассажиру советской железной дороги. Именно дистанцированный кич, во всей совокупности своих компонентов (технических и художественных), дает эффект новизны и смысловой игры. Ирина Гаршина делает черно-белую фотографию, раскрашивает ее "тайным", только ей ведомым способом, тем самым достигая смыслового совпадения-несовпадения объема и цвета, включая в игру эстетическую память зрителя.

Ирина Гаршина играет с прошлым, используя элементы ахматовской формулы - предмет и место. Ее модели помещены в пространство многофункциональных (гостиная, столовая, спальня одновременно) советских комнат с обязательными, некогда заклейменными, а ныне полисемантическими фикусами и слониками, самодельными полочками и охристыми гобеленами пятидесятых. Гаршиновские "ню" такие по-ахматовски "нарядно-обнаженные" и одновременно такие октябрятско-пионерские (с детскими флажками в руках), что утрачивают свой эротический потенциал и становятся материализованным духом прошлого в настоящем. Они, как та "до самого локтя перчатка", как обтянутая красным шелком коробка из-под "Красной Москвы", хранящая эхо ароматов наших нарядных мам и наших детских праздников: прогулок в скверах и садах, катания на каруселях, посещения "оперы днем" и театральных буфетов.

P.S. ... Вообще для Ирины Гаршиной - "по жизни" и в творчестве - важны моменты инфантилизма, невзрослости, которые становятся охраняющим и вдохновляющим элементом ее искусства и жизнеустройства.

Отсюда, например, неожиданный крылатый Гоголь, бредущий под зонтом по сомнамбулически-лунному пейзажу. Этот же Гоголь на другом полотне... перемещен в подробно выписанный и легко узнаваемый интерьер художницы. Таким, казалось бы, наивным приемом устраняется дистанция между "нашим современным" и прошлым. "Великое прошлое" становится для И.Гаршиной сегодняшним, обыденным, своим. Это, как у Марины Цветаевой, - концептуальное "мой". У Гаршиной тоже есть "свой Пушкин". Это Пушкин на детской деревянной лошадке, во главе причудливой колонны домашних, в шествии своем напоминающих первомайских демонстрантов из советского детства самой художницы. Пространства времен смещаются, соединяя и уравнивая мир детства и мир искусства как высокой игры.

Ирина Гаршина. Татьяна Ларина в мечтах о Пушкине