ДВУЯЗЫЧНОСТЬ

КАК СТИЛИСТИЧЕСКИЙ ПРИЕМ

Лексика рассказа Игоря Померанцева "Возлюблённый" уже подвергалась поверхностному анализу в статье Кирилла Кобрина, однако этот рассказ настолько необычен, что трудно удержаться от желания продолжить рассмотрение специфики речи его героини. Мы, говорящие на русском языке с рождения, часто не задумываемся над прямым значением слов. Мы говорим: "тронул душу", но редко: "коснулся души", хотя глаголы "тронул" и "коснулся" - синонимы. Близки слова "клоун" и "шут". Но шут может быть "гороховым", а клоун нет. Почему? Мы об этом не задумываемся, но каково приходится иностранцам, говорящим на русском, но не впитавшим его с молоком матери! Гораздо логичнее сказать "на одной стороне, на другой стороне". Сторона - это поверхность, и если что-то прилегает к этой поверхности, то мы употребляем предлог "на" - "на поверхности". Так нет же, в этой идиоме мы используем предлог "с": стороны у нас такие наклонные, всё с них скатывается и, как снежный ком, накручивает на себя слова, слепляя их в немыслимые сочетания. "Кровь застыла от ужаса" - на самом деле она продолжает циркулировать, это лишь метафора; или "не ломай рамки твоего мира" - тоже только метафора.

Русский язык - нелогичный язык, и логичному европейцу тяжело понять его систему и привыкнуть к ней. Вот и получаются такие забавные ошибки, как "с основы измениться" вместо "в корне" (вообще-то у личности человека корней, как таковых, нет, есть основа - характера, мировоззрения, но выражение "измениться с основы" режет слух, а "измениться в корне" - нет; "в подживотии" - звучит странно, хотя эта часть тела находится именно под животом.

Но и в богатом русском языке возможности словообразования ограничены. Впрочем, нет, они не ограничены, а странны. Почему слова "пар" и "ход", "птица" и "ферма", даже "человек" и "день", соединившись в одно - "пароход", "птицеферма", "человекодень", - звучат более или менее естественно, а логичное "любовьнеспособность", то бишь неумение, физическая невозможность любить кого-нибудь, вызывает улыбку?

Русские люди темные. Не обиделись? И это не должно звучать обидно. Если да, то это лишь доказывает нашу российскую нелогичность. Издавна темнота ассоциировалась с тайной, загадкой (темная сторона Луны; тайна, покрытая мраком). Именно в этом значении употребила я вслед за героиней рассказа И. Померанцева "Возлюблённый" прилагательное "темный". Но у русских "темный" чаще понимается как "неумный". Последствия крылатого выражения "Ученье - свет, а неученье - тьма"?

О чем этот рассказ? Рассказ-подвиг, как называет его Кирилл Кобрин. Это рассказ о любви русской эмигрантки во втором или третьем поколении, живущей "в трех речах", к русскому писателю. О том, что она русская, но одновременно нерусская, говорится и прямо: "Повезло, нашел себе славянскую душу на чужбине, а я с отрочества должна была страдать, настраиваться на чужой менталитет", "... у них корни есть, а мне остается только космополитизм", и косвенно - не по-русски, а как-то по-английски построенные предложения, фразы, заимствованные из английского, или употребленные по-немецки слова. Для английского очень характерны вводные слова и фразы - however, moreover, of course, причастия настоящего и прошедшего времени, там много придаточных. Но английский не такой громоздкий язык, как русский: английские слова в большинстве своем одно-двухсложные, русские же трех-четырех. Поэтому там, где английская фраза звучит просто: "They were sitting on a bank beside the road, where a track crossed alongside a wood, testing the knee a talking of the universe, as young men will" (J. Galsworthy), русская сходной конструкции напоминает уродливую груду металла. Для английского предложения также характерно обстоятельство времени, стоящее на первом месте. Подобная структура неоднократно встречается в "Возлюблённом": "5 часов продолжалась наша встреча", "Еще 10 дней до нашей встречи". Еще одна чисто английская синтаксическая конструкция: "...они больше не проявление индивидуального, а национальной темноты", или: "... я сама разденусь, но молча и медленно", "кровь застыла от ужаса, но тоже просто от удивления". Сравните с двумя, буквально следующими друг за другом предложениями и "Deadhead" (Robert Sheckley): "... that look so good color photography, but gum up engines so completely. I walked over to the Earth ship, not because I give a damn about spaceships, but just to look at something different". Предлог out в значении "находиться, быть вне чего-то" часто используется в разговорной речи (He lives out of town, I am out of money, They had an evening out). И у Померанцева: "Ты у меня вне вашего сумасшедшего народа", "Все было вне настоящего".

В корявостях героини порой не все понимаешь ("Когда это начнет больше, я попробую убить каким-то поступком"), и это дает волю фантазии:

"экстремность" - синтез английского extremness - крайность, крайняя степень, и "экстренный" - срочный, спешный;

"люксус" - от английского luxury - роскошь;

"вегетативная" - от vegetative - растительный, прозябающий;

"эзотерический" - esoteric - тайный, скрытый;

"фасцинация" - fascination - очарование;

"трансценденция" - это уже ближе к употребляемому в русском "трансцендентальный" - изначально присущий рассудку, не приобретенный из опыта, "трансцендентный" - недоступный познанию;

"перверзия" - perversion - извращение;

"димензия" - dementia - слабоумие + нем. Dimension - измерение

(напр., З. Dimension).

Фантазируя, домысливая, мы принимаем непосредственное участие в том, что происходит с героиней. Возникающие в наших умах образы становятся продолжением ее чувств и переживаний. Может быть, поэтому возникает ощущение единения с героиней, вера в искренность ее слов, понимание ее чувств?

В рассказе можно встретить не только неловко построенные предложения и непонятные слова, но и просто странные формы слов: "Так и ушла, не спасив рыбку...". "Спасив": подавляющее большинство глаголов совершенного вида образуют форму деепричастия при помощи суффикса -в - замерзнув, увидев, полюбив. Но глаголы на -сти (вырасти, спасти, обрести) - при помощи суффикса -я. Нерусский человек может этого и не знать. Так и получилось - "не спасив". "Считаешь ревность даже доказом любви". Нет ничего удивительного - немецкое der Beweis - доказательство - мужского рода и тоже из двух слогов. И странное существительное женского рода "экстаза" тоже теряет свою странность, когда узнаешь, что его немецкий эквивалент - die Extase.

Не по-русски построенные фразы, неправильные грамматические формы создают ощущение нереальности происходящего с героиней. Она погружена в "свою мучающую ее возлюблённость", она на всё, что случается с ней, смотрит сквозь свой роман с русским. Этот роман, как болезнь, - "я уже в таком состоянии, что даже мое собственное тело начинает на меня действовать, смотрю я на него твоими глазами". Читая русские, но сказанные иностранкой фразы, мы погружаемся в эту болезнь и тоже начинаем смотреть на всё ее глазами.

Вы когда-нибудь слышали речь сумасшедшего человека? При кажущейся странности и бессмысленности этой речи в ней присутствует скрытая логика. "Путешествую, уют, уют ищу" (из монолога городской сумасшедшей). Такая же не сразу заметная глубина смысла есть и в корявых фразах героини.

"Плоские страницы". Плоский по-английски flat, но flat значит также однообразный, унылый, неостроумный. Сразу три слова в одном - плоские.

"Все дежурят за мной". Прежде всего "дежурить" - это один из вариантов перевода to watch - следить. Но "дежурить" также "долго и неотлучно присутствовать при ком-нибудь". А "неотлучно присутствовать" психологически намного тяжелее переносится, чем скрытая слежка.

"... брать ее легкими руками". Есть в английском выражение with a heavy hand - жестоко. Легкими руками - антоним и одновременно калька с take it easy - не принимай близко к сердцу.

"Тело с душой и духом". Душа и дух в русском означают одно и то же. В английском у каждого из этих слов свое значение: "душа" (soul) - внутренний мир человека, "дух" (spirit) - мышление; начало, определяющее поведение. Тело с душой и духом более объемны, чем душа и тело, это уже триединство - материальное + эмоциональное + разумное.

"Разрешили нашу связь". "Разрешили" в смысле "позволили"? Или "закончили, завершили"? Тогда это уже предчувствие конца.

Бывает, что одно слово встречается в нескольких подряд идущих предложениях: абсолютно ничего, абсолютность чувств, абсолютно несдельчив. Это довольно часто случается с теми, кто не очень хорошо владеет языком. На родном мы можем подобрать синонимы и избежать повторений. На чужом языке разнообразия добиться сложнее. Получаются "плоские страницы". Но в то же время именно плохое знание языка, на котором героиня пишет письмо, заставляет верить в ее искренность. Искусное владение чем-то позволяет скрыть недостатки и истину. Она же с трудом вспоминает слова, чтобы выразить чувство. Для того, чтобы скрыть его, этих слов мало. Она не умеет играть словами. Может быть, она говорит не совсем ясно и грамматически неправильно, но именно то, что думает. "Так как русский не родной язык, я могу все эти вещи писать, он для меня туманный, на родном бы в жизни не написала". Почему "ядро" жизни легче описать на "не родном", "туманном" языке? Вероятно, по той же причине, по которой легче открыться совершенно чужому или малознакомому человеку, чем тому, кого хорошо знаешь.

На родном языке простые фразы, выражающие вовсе не простые чувства - любовь, волнение, страх, боль - привычны до пошлости. На "не родном" слова звучат менее обыденно, более свежо и даже более сложно - они ближе тому, что чувствуешь, они не приземляют переживаний, наоборот, описанные новыми словами чувства становятся выше, благороднее, понятнее.

Юлия Кристева, болгарка, пишущая на французском, объясняет это чуть иначе: "Там, где кончаются мои чувства, рождается почти неуловимый трепет - жажда французского языка; одновременно откуда-то сверху, навстречу мне, идет ярким потоком света целый арсенал прочитанного и проговоренного по-французски: опускается сверкающая ткань, которая - я ощущаю это - должна стать воплощением живущей во мне ясности".

Говоря на другом языке, словно смотришь на все происходящее и чувствуемое с другой стороны, свежим взглядом. Чужой язык, как мудрый старец, все ставит на свои места. Но Юлия Кристева осознает это, а героиня - нет. Почему? Европейская культура и европейские языки традиционно считаются изящнее славянских. От "фиксивного" болгарского Кристева поднимается к аналитическому французскому. От сердца - к разуму. Процесс мышления проще понять, чем эмоции. Поэтому французской становится воплощением ясности. Героиня, наоборот, опускается - от головы к душе. Русский - душа, русский - чужой. Он туманный. Но именно потому, что он чужой, он освобождает ее от необходимости следовать традициям европейского вкуса - "одни и те же образы и выражения, один и тот же запас прочитанного и проговоренного". Смесь Европы и Азии - язык героини чудовищен и прекрасен, он сумасшедш, объемен и свеж.

Язык-монстр, исковерканный язык, как стилистический прием, известен писателям давно. Л. Н. Толстой позволил некоторым своим героям говорить на ломаном французском. И этим они вызывали легкое презрение к себе. Писатели-эмигранты, такие, как В. Аксенов, Н. Медведева, наполняют свои романы английскими словечками, чтобы создать атмосферу американской жизни. В. Набоков вставляет целые фразы - на правильном английском: "... пожилая англичанка под зонтиком лениво сказала мужу: "Look at that German romping about with his daughter. Now don't be lazy, take the kids out for a good swim..." ("Камера обскура"). С этой же целью использует английские предложения, записанные русскими буквами, В. Маяковский. Но здесь появляется ирония и даже сарказм:

"...Дура из дур".

А девушке слышится:

"Опен,

опен ди дор".

"...Вот...

посадили...

как дуру еловую".

А у девушки

фантазия раздувает паруса,

и слышится девушке:

"Ай лов ю",

или:

Есть хлеб -

ол райт!

Нет -

ол райт!

Борис Виан играет словами. Он оживляет их окоченевшие значения, раздвигает границы. Он создает целую атмосферу нереальности происходящего.

Эта раскрепощенность смущает, но стоит ее принять - и вот уже плывешь, наслаждаясь сумасшедшей игрой авторского воображения. Но если Виан играет значениями слов, стоящими в грамматически верной форме, то Померанцев, умышленно придав словам неряшливый вид, дает жизнь их новому смыслу. Странные фразы несут скрытое сообщение. Это сообщение, как трехмерные объемные картинки, показывается не сразу. Надо задержаться, всмотреться, расслабиться, чтобы проникнуть в нереальную, но еще и болезненную, гнетущую атмосферу рассказа, в то, как мыслит героиня, как она чувствует. Если бы предложения имели стандартное строение, то и чувства казались бы прозаичными, пошлыми. Но ее любовь - стремление ввысь. Возлюбленный - приставка воз- как восхождение, поднятие на более высокий уровень - возвышение, воззвание, возрождение - порой через страдание - возмездие.

Возлюблённый - влюблённый и возлюбленный в одном. Намного более емкое слово. В начале рассказа - романа героини и русского - она говорит о любви легко, она еще не любит, она просто увлечена: "пока ты будешь ревновать, я буду знать, что меня любишь", "я такая милая, ...как тебе меня не любить", "про любовь тоже не могу много сказать, так как не страдаю". Потом постепенно - через встречи с бывшими любимыми, наркоманом и Р., через измену с американцем, через разрыв с возлюблённым - увлеченность переходит в любовь. Не зря вспоминает она о коллеге, у которой уже тринадцать лет любовь к ее бывшему психиатру, безнадежная любовь. Увлеченность переходит в любовь - самое высокое человеческое чувство: "И чем мне больнее, тем нежнее тебя люблю и так люблю, что умереть хочу".

Светлана Шеина

При оформлении страницы использована репродукция:
Frederick Leighton. The Painter's Honeymoon. C.1864