В основе дуально-антагонистической картины мира лежит представление о том, что милитаристский принцип борьбы или войны полагается как всеобщий онтологический и абсолютный метафизический принцип, истинный и действительный для всех миров и для всего Мира [1]. Эта модель активно эксплуатируется политической риторикой и пропагандой в целях идеологического оправдания и обоснования войн, вплоть до полной делегитимизации врага - перевода членов враждебной группы в категорию нелюдей, что позволяет не чувствовать себя аморально, поступая с противником так, как запрещено поступать с себе подобными. Происходит "демонизация" врага - он наделяется нечеловеческой, демонической или звериной сущностью или природой [6]. Примером такой картины мира может послужить так называемая мифология вьетнамской войны - в свете вооруженного конфликта в Ираке она снова стала центральной для США, "другой Вьетнам" стал основной идеей интерпретации событий [4].
Исследуя военную лирику американских солдат - ветеранов войны во Вьетнаме, можно увидеть, что процесс "демонизации" врага в условиях боевых действий в джунглях базируется на мифологических представлениях цивилизованного человека Запада, которые до сих пор подспудно определяют его восприятие реальности.
Мир в лирике колониальных войн всегда чрезвычайно хрупок - опять же из-за соприкосновения двух миров, "своего" и "чужого". Космогонические мифы предполагают не полное изгнание хаоса, а только его оттесненность вовне. Хаос остается в подсознании своего рода библейской "внешней тьмой", и с его остатками на земле связан ужас, страх, порождаемый тьмой, ночью, бесформенностью, отсутствием надежных границ между человеком и царством хаоса. Следовательно, поэт - участник колониальной войны оказывается выброшенным за пределы своего космоса, своей ойкумены, во внешний хаос, не поддающийся упорядочиванию силой разума. Первобытный лес, огромная масса зелени, которую не охватить ни взглядом, ни разумом - вот что шокировало американских солдат. Ричард Дей в своем анализе феномена солдата-поэта (Soldier-poet) пишет, что когда во время Второй мировой войны на Южно-Тихоокеанских островах солдат вдруг начинал писать стихи, про него говорили, что он слишком долго пробыл в джунглях. Боевые действия в экстремальных условиях тропического леса поднимали на поверхность сознания древние страхи, ведь за лесом стоит непередаваемо далекое прошлое. Буйная растительность влажных тропиков - чужой мир, вселенная "других", в которой действуют иные законы и существуют иные возможности, и в этом плане архетип леса имеет много общего с архетипами сна и смерти [2]. Это мир тьмы, боязнь которой заложена у человека на генетическом уровне. Тот, кто свободно ориентируется там, где человек чувствует себя беспомощным, неизбежно концептуализируется как враг, наделенный мистическими чертами.
На мифологическом уровне лес, темнота, влажность, невидимость - всё это символические реализации хаоса. Главная идея любой мифологии - создание космоса из хаоса. В героических мифах она реализуется как победа над хтоническими чудовищами мрака. Но на уровне психологии архетипов бессознательное нередко выражается посредством символа леса [5]. Цель героя, в ситуации которого оказывается солдат, - победа сознания над бессознательным. Действительно, в лирике американских солдат военные действия в джунглях символически представлены как некое погружение в бездну ада (black jaws of the Jungle), в мир призраков (green phantoms). Смерть, темнота, влажность, гниение, кровососущие твари, языки пламени (death, darkness, dampness, mosquitoes, leeches, blaze) - всё это слова семантических полей и ада, и тропического леса, ставшего ареной боевых действий. Однако символическая смерть и сошествие в ад - не только неизменное условие инициации, перехода на новую ступень, обретения себя. Возвращение "с того света" чревато, по мифологическим представлениям, потерей души, и не удивительно, что в лирике этой войны можно встретить "I still walk the Jungle in camouflage" - "Я всё еще иду по джунглям в камуфляже".
Для азиатских же народов джунгли были естественной средой обитания, и они активно использовали это преимущество. В тропиках природа устроена иначе, что сказалось на психологии и мифологии. Основная драма здесь связана с жизнью буйной растительности, среди которой больше неприметного, чем видимого. Здесь нет далекого чистого горизонта, со всех сторон - переплетение стволов, куда лучше не соваться в одиночку. Верования жителей тропиков основаны на том, что в растительном мире юное зарождается в погибшем, живое восходит из увядшего, посев - над остатками прошлогоднего, отсюда следует мифологический сюжет о том, что жизнь приумножается умерщвлением. Принцип битвы лежит здесь в основе устройства вселенной [3]. В творчестве вьетнамских поэтов времен "антиимпериалистической войны" джунгли - защита, спасение, не внешняя по отношению к "ойкумене" захватчика земля, а родина. Деревья описываются через антропоцентрическую метафору, они дышат, спят, говорят, любят, улыбаются, сражаются, имеют кровь и плоть. И ночь в джунглях вызывает здесь не первобытный страх перед хаосом, а благоговение перед безвременным мгновением зарождения космоса. Это единственное время суток, когда местные жители могли выходить из подземных убежищ. Уже после войны обугленные, лишенные зелени, но все еще поднимающиеся к небу стволы деревьев станут для поэтов Вьетнама символом вечной памяти - аналогичным тому, которым стала стена Мемориала (the Wall) в творчестве американских солдат.
Таким образом, заброшенные на крошечный островок стратегической высоты (the Hill) посреди первобытного океана хаоса, не зная, что защищают и за что воюют, американские солдаты неизбежно подвергали врага, обитателя этого хаоса, "демонизации". Такой взгляд отразился не только в военной лирике. По всей видимости, образ лесного врага-невидимки, антигероя мифологии вьетнамской войны, повлиял и на современную кинематографическую мифологию. Хищник (the Predator) - насекомообразный пришелец из враждебных миров, невидимый в густой зелени джунглей благодаря уникальному камуфляжу, безжалостный охотник за головами, стал героем по меньшей мере трех голливудских фильмов, породивших, в свою очередь, собственные легенды в мире кино. И мифология вьетнамской войны актуальна до сих пор.
Библиографическая справка
[1] Максапетян А. Г. Языки описания и модели мира // Вопросы философии. №2.2003.
[2] Брудный А. А. Психологическая герменевтика. - М., 1998.
[3] Кэмпбелл Дж. Мифы, в которых нам жить. - М.., 2002.
[4] Почепцов Г. Г."Информационные войны. Основы военно-коммуникативных исследований". - М., 2001.
[5] Юнг К. Г. Душа и миф. Шесть архетипов. - М., 2004.
[6] Bar-Tal D. Group beliefs as an expression of social identity // Social identity: International perspectives. - London,1998.
Надежда Рабкина
При оформлении страницы использована репродукция:
Henri Rousseau. Snake Charmer. 1907
На главную страницу 
"История с географией"
Параллели и меридианы