ТОТАЛЬНОСТЬ

СЕМИОТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

Стандартный ответ на вопрос "что такое семиотика" – "наука и знаках и знаковых системах" – это, собственно, не ответ, а лишь откладывание, обещание ответа. Сколько семиотистов, столько и семиотик; каждая из них по-своему отвечает на вопросы "что такое знак?", "где границы семиотики?", "где границы знакового?".

До сих пор нет ясных общепринятых критериев в том, что касается фундаментальных понятий семиотического знания; нет общепринятых критериев для отличения знакового от незнакового. Даже литературоведение, одна из самых неточных наук, может отличить литературу от нелитературы хотя бы по тому, что литературу читают, или хотя бы издают, или хотя бы называют литературой. Но знаки ведь вовсе не обязательно называть знаками, чтобы они стали знаками; во всяком случае, в семиотике принято полагать, что знаки как-то можно отличить от не-знаков. Демаркация предмета – первый шаг науки. Семиотика до сих пор не сделала этого шага; точнее, семиотисты разошлись и продолжают расходиться в разных направлениях.

Одно из следствий такого положения дел – институциональная неопределённость семиотики: существует международная и ряд национальных семиотических ассоциаций, проводятся конгрессы, а преподаётся семиотика – эксплицитно, как семиотика, а не как литературоведение или "наука о культуре", Kulturwissenschaft, – только в Эстонии, если оставаться в границах Европы; а вне Европы – в отдельных университетах Канады, США, Бразилии. В чём причина такого положения дел?

Речь идёт не о семиотике вообще, но о её сегодняшнем состоянии. Сегодняшнюю семиотическую науку можно разделить на три ветви. Одна из них, наиболее интенсивно и наиболее, так сказать, беззаботно развивающаяся (главным образом за рубежом), – прикладная семиотика: это исследование языка жестов, работы в области зоосемиотики, социосемиотики, в сфере маркетинга (это направление – самое прибыльное – отчасти представлено и у нас), технологии рекламы и т. п. Прикладная семиотика не может (и не хочет) опираться на широкую семиотическую теорию: такой теории в законченном или хотя бы оформленном виде не существует. То, что делается в сфере прикладной семиотики, ждёт поэтому часа, когда теоретики придут к более или менее удовлетворяющему всех согласию.

Хотя не существует широкой семиотической теории, существуют проекты – великие проекты семиотического знания. Ч. С. Пирс и Ф. де Соссюр: эти имена можно использовать как обозначения двух других направлений современной семиотики. На семиотических конгрессах одни докладчики представляют результаты конкретных прикладных разработок и исследований, другие говорят на языке Пирса, третьи – на языке последователей Соссюра, а совмещение этих языков если и происходит, то неизбежно лишь поверхностное.

Я думаю, именно эта особенность двух учений, о которых идёт речь, – их незавершённость, хочется сказать – принципиальная незавершимость, – и не позволяет учёным уверенно сделать первый главный шаг или, сделав его, не оглядываться постоянно назад.

В соссюровском "Курсе..." собственно семиологии уделено всего несколько страниц; задача этой науки формулируется скромно: изучить "жизнь знаков в рамках жизни общества" и "открыть нам, что такое знаки и какими законами они управляются" (Соссюр 1916: 54). Более важную роль сыграло соссюровское представление о языке: семиозис [1] до или вне языка назван у него "аморфным и непознаваемым" (там же: 144). В этом легко увидеть ограничение задач отдельной науки – лингвистики; однако, с другой стороны, лингвистика, по Соссюру, "может служить моделью (patron générale) для всей семиологии в целом, хотя язык – только одна из многих семиологических систем" (там же: 101). Что должно произойти с доязыковой действительностью при расширении семиологии на несобственно лингвистические сферы, в "Курсе..." прямо не говорится; что действительно произошло при таком перенесении, известно: эта действительность так и осталась аморфной и непознаваемой, она исключена, точнее, исключается из семиологического рассмотрения. Область внеязыкового, или внетекстового, постепенно сокращалась за счёт расширения сферы семиотического, пока наконец, в эпоху постмодернизма, вообще не исчезла. "Грамматология" Ж. Деррида, где суждения о языке становятся суждениями о мире, непосредственно опирается на тезис Соссюра, согласно которому мышление без языкового выражения "представляет собою аморфную, нерасчленённую массу <...>, где ничто чётко не разграничено. Предустановленных понятий нет, равным образом как нет никаких различений до появления языка" (там же: 144). Научный метод восторжествовал: он подчинил себе всё, о чём можно говорить, а то, о чём сказать нельзя, лишил существования. Эта стратегия продолжает действовать сегодня в постмодернистской филологии, культурологии, философии.

Великий проект Соссюра заключается в том, чтобы дать единый язык культуре. Тот же проект иначе создавал Фрейд, по-своему формулировал Ельмслев и структуралисты, единый язык – уничтожающий другие, встающий на место других – вырабатывался тоталитарными государствами, сейчас на этом языке говорит массовая культура: соссюрианство – не история лингвистики, не история науки, соссюрианство – это проект ХХ века, Утопия Нового времени. Сейчас в лице постмодернизма соссюрианство говорит о своей принципиальной незавершимости и незавершаемости, стремится превратить историю в семиологию, чтобы спастись таким образом от конечной – исторической – оценки, называя себя порождением естественной логики истории, более того, замещением истории. Поэтому и нельзя здесь ясно определить понятие знака: в этом проекте важно не содержание знаковых процессов, механизмов, операций, важен метод оперирования со знаковым, а знаковым – семиотичным – объявляется всё.

Аналогично строится другое великое семиотическое учение – учение Пирса. Пирс даёт множество определений семиотики, ряд дефиниций знака, в которых трудно не найти противоречий; и несмотря на эту неопределённость в базовых понятиях, его система функционирует логично и последовательно. "Мне ещё никогда не удавалось исследовать что-нибудь, – писал Пирс, – не рассматривая этот предмет как объект семиотических штудий, будь то математика, этика, метафизика, гравитация, термодинамика, оптика, химия, сравнительная анатомия, астрономия, психология, фонетика, экономика, история науки, вист, мужчины и женщины, вино или метрология" (Semiotic 1977: 85). Его метод, его "триадомания", выделение трёх компонентов знака – репрезентамен, объект, интерпретанта, – которые с полным правом можно считать не элементами знака, а аспектами его функционирования, то есть опять-таки методом анализа, – сам его метод работает в качестве магнита, структурирующего всё, что попадает в поле его действия. Пирс не ограничил себя "социальными фактами", в отличие от Соссюра (1916: 54-55): на логические и семиотические труды Пирса огромное влияние оказали его занятия химией и метеорологией, а его семиотический метод позволяет учёным работать над созданием зоо-, био- и даже физикосемиотики. Сама неопределённость, противоречивость проекта Пирса, постоянно бросающаяся в глаза незавершённость – большинство его трудов так и остались в набросках и черновых вариантах – позволяет, тем не менее, увидеть действенность его метода: достаточно начать исследование – неважно, в какой области, – чтобы обнаружить знаки, знаковые процессы, взаимодействия, увидеть постоянно повторяющиеся связи, механизмы, иерархию.

Учение Пирса – это семиотическая философия, включающая в себя и семиотическую онтологию. "Энтелехия бытия заключается в том, чтобы быть представленным" (Peirce 1988: 55), – писал Пирс. Понятие знака, таким образом, заложено для него в самом бытии, представляет собой "истину бытия"; сам универсум "имеет объяснение, функция которого – как и всякого логического объяснения – заключается в объединении наблюдаемого разнообразия данного универсума" (ibid.: 152). Семиотика Пирса стремится к тому, чтобы найти "объяснение универсума", чтобы понять реальный универсум, реальную действительность как язык, содержащий информацию о себе самом. Речь идёт об идеале "финальной интерпретанты" – идеале абсолютно полного, окончательного знания о действительности. "Финальная интерпретанта" "есть то, что было бы определено в конце как истинная интерпретация, если бы рассмотрение вопроса продолжалось до тех пор, пока не будет достигнуто окончательное мнение" (CP 8, § 184). Вселенная становится у Пирса единым языком, который может раскрыть людям тайны жизни, который сам раскрывает и объясняет себя: "Цель бытия и высшая реальность есть живое олицетворение порождаемой эволюцией идеи". Если в проекте Соссюра несемиотическое объявляется несуществующим для науки, для Логоса, то в проекте Пирса сама Вселенная – это живой Логос, и несемиотическое в ней просто немыслимо; в конечном счёте эти проекты смыкаются. Их главная особенность даже не в стремлении к тотальному знанию, к тотальности знания о мире, но в том, чтобы поставить знание – пусть несовершенное, но бесконечно приближающееся к идеалу полноты, тотальности – на место реальной действительности, растворить действительность в модели.

Может быть, ситуация в современной семиотике – её неопределённость, в том числе институциональная, шаткость её основополагающих понятий, позволяющая, однако, разрабатывать всё новые, самые разные направления, преобладание прикладных исследований над теоретическими при очевидной неразработанности базовой теории – и есть следствие устремлённости к этому идеалу? Речь идёт о том, чтобы рассматривать сам семиотический анализ конкретного материала как постепенное – принципиально незавершимое – выстраивание базовой семиотической теории. Неоднородность аналитического языка современной семиотики в этом отношении, возможно, имеет второстепенное значение: семиотика становится семиотической деятельностью. Это не столько определённые действия над определёнными объектами, сколько формулирование алгоритмов, в пределе – исключительно общих, математика культуры.

Последствия, к которым должен привести соссюровский проект, обрисованы в "Грамматологии" Ж. Деррида: речь идёт о принципиальной невозможности полного знания, о его изначальной ненадёжности и неопределённости. Противоречивость идеала "финальной интерпретанты" [2], возможно, ощущалась самим Пирсом: это могло бы объяснить его прагматистскую ориентацию, исключительное значение концепции "хабитуса" (habit) в его философии – финальная интерпретанта должна выразиться в (несемиотическом) действии. Осуществление идеала семиотического знания либо объявляется невозможным, либо выводит нас за пределы семиотики.

Теорема Гёделя – показанная им несовместимость требований полноты и непротиворечивости (для формальных систем) – оказывается верной в отношении семиотического знания. Последовательный анализ исходных установок семиотического знания, их логическое развитие внушает отчаяние: имманентный для семиотики идеал полного знания в сущности отменяет знание, тотальность семиотического знания – как и всякая тотальность – приводит к самоотрицанию, к самоотмене.

По-видимому, именно фундаментальная незавершимость семиотического проекта обеспечивает ему дальнейшее существование, а неопределённость базовых понятий защищает от губительной авторефлексии. Можно надеяться, что семиотика, по-разному развиваясь в разных направлениях, когда-нибудь найдёт третий путь и опровергнет высказанные здесь предположения.

Примечания

1. Я принимаю положение, согласно которому действительность есть то, что производится в процессах семиозиса (ср. трактовку понятия "действительность" в теории радикального конструктивизма в когнитивистике – см., в частности, Maturana&Varela 1980 или Матурана 1996). Поэтому "семиозис" и "действительность" в статье – синонимы.

2. "Подлинной конечной интерпретантой" является, по Пирсу, не какой-либо новый семиотический феномен – он порождал бы всё новые интерпретанты, – но "целенаправленно (deliberately) формируемый, сам себя анализирующий хабит (self-analyzing habit)" (СР 5, § 491). Будучи "последним", "окончательным" знаком, такой знак не может производить собственную интерпретанту, а значит, если следовать Пирсовой дефиниции знака, не является знаком в полном смысле.

Литература

Соссюр 1916 – Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики // Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию / Пер. с фр. под ред. Ф. Ф. Холодовича. М.: Прогресс, 1971. С. 31-269.

Матурана 1996 – Матурана У. Биология познания / Пер. с англ. Ю. М. Мешенина // Язык и интеллект: Сб. / Сост. и вступ. ст. В. В. Петрова. М.: Издательская группа "Прогресс", 1996. 416 с.

Maturana & Varela 1980 – Maturana H. R., Varela F. J. Autopoiesis and Cognition: The Realization of Living. Dodrecht; Boston; London: D. Reidel Publishing Comp., 1980.

Peirce Ch. S. Collected Papers (CP). Vols. 1-6 / Ed. by C. Hartshorne & P. Wess; Vols. 7-8 / Ed. by A. W. Burks. Cambridge: Harvard Univ. Press, 1931-1958.

Peirce 1988 – Peirce Ch. S. Naturordnung und Zeichenprozess: Schriften über Semiotik und Naturphilosophie / Mit e. Vorwort von I. Prigogine; Hrsg. und eingel. von H. Pape; Übers. von B. Kienzle. Aachen: Alano-Verl., Rader-Publikationen, 1988.

Semiotic 1977 – Semiotic and Significs: The Correspondence between Charles S. Peirce and Victoria Lady Welby / Ed. by Ch. S. Hardwick. Bloomington; London: Indiana Univ. Press, 1977.

Никита Сироткин