На главную страницу

"История с географией"

Выпуски журнала 1996-2004 гг.

Последний номер - 1/2004 г.

Новый номер - 1/2005: "Я" и "Другой"

Здесь могла быть Ваша статья

Алфавитный список статей

Наши авторы

Параллели и меридианы

Добавить свой сайт

Анонсы, объявления, новости

Добавить новость или объявление

Новый ресурс по семиотике!!!

"Не ходите сюда, пожалуйста!"

Наши проблемы

Гостевая книга

"Я к вам пишу...":

green_lamp@mail.ru

borisova_t@rambler.ru

Эти же адреса можно использовать для контактов с нашими авторами

Сюда же можно присылать статьи на темы, имеющие отношение к направлению журнала ("чистая" семиотика, семиотика культуры, культурология, филология, искусствоведение и т.п.).

Как стать нашим автором?

Стать нашим автором очень просто. Нужно взять свой текст в формате Word или (что еще лучше) HTML и прислать по одному из адресов "Зеленой лампы".

Особо хотим подчеркнуть, что у нас нет "своего круга" авторов, мы открыты для всех. (Но и своих постоянных авторов очень любим). Нет ограничений и на объем статьи, на количество статей одного автора, помещаемых в номер. Главные критерии при отборе материала - профессионализм, талант, "блеск ума и утонченность чувств" авторов, соответствие теме номера (кстати, темы можно предлагать, возможно, именно ваша статья и предложит тему одного из следующих номеров). Единственная просьба - не присылать материалов просто для "факта публикации": у нас есть смешные устремления к "гамбургскому счету" - свободному научному общению без каких бы то ни было конъюнктурных соображений...

Ну и - ждем вас! Пишите!

Когда, уничтожив набросок,

Ты держишь прилежно в уме

Период без тягостных сносок,

Единый во внутренней тьме,

И он лишь на собственной тяге

Зажмурившись, держится сам,

Он так же отнесся к бумаге,

Как купол к пустым небесам.

 

Осип Мандельштам.

Восьмистишия (№ 6)

 

 

 

НАЗАР ПИДКОВА - УКРАИНСКИЙ ОТЕЦ РУССКИХ ОБЭРИУТОВ

Нарушение нормы - одна из родовых черт авангарда ХХ века - генетически связано с нарушениями, возникающими в непрофессиональной, "неученой" художественной деятельности. Отсюда - процесс осмысления живописного примитива как факта "нового" искусства. Отсюда же - осмысление графоманства как приема, ключевого для "поэзии персонажей": В.Хлебникова, обэриутов, Э.Лимонова. Происходит очень симптоматичный для культуры ХХ века процесс - проникновение художественного в нехудожественную сферу, когда реальные персонажи "литпроцесса", их деятельность (поведение, образ жизни, творчество) идентифицируются с персонажами вымышленными. Имеются в виду графоманы Достоевского: Смердяков, Лебядкин, Максимов, Ракитин. Они "цитируют, имитируют, перевирают, пародируют Шиллера, Пушкина, Фета, Огарева, Некрасова, народный и городской фольклор и даже откровенно слабую, а то и шуточно-пародийную поэзию (Печерина, Мятлева)" [3, с. 58]. Всякого рода нарушения, отступления от нормы, свойственные графоманским сочинениям персонажей, в контексте художественной практики ХХ века воспринимаются как неосознанный авангардизм.

"П.Антокольский в воспоминаниях о Заболоцком рассказывает следующий эпизод: его жена З.Бажанова, прослушав чтение Заболоцким стихов из "Столбцов", вдруг сказала: "Да это же капитан Лебядкин!" Заболоцкий, "нимало не смутившись", ответил: "Я тоже думал об этом. Но то, что я пишу, это не пародия, это мое зрение". Далее Заболоцкий процитировал первую строфу из стихотворения Лебядкина о таракане" [1, с. 6]. Таким образом, капитан Лебядкин автоматически становится предтечей русского авангарда. А поставщики "поэзии персонажей" - и всемирно известные, и неведомые миру миллионы - соответственно наследниками капитана Лебядкина.

В украинской драматургии таким своеобразным наследником героя Достоевского и предшественником русских обэриутов является Назар Пидкова - персонаж пьесы Б.Гринченко "Арсен Яворенко" (1898). Учитывая художественную и научно-исследовательскую практику ХХ века, возможна интерпретация Пидковы как типичного представителя "поэзии персонажей", кто - и по поведению, и по продукции - соотносим, например, с В.Хлебниковым или поэтами-обериутами. Назар Пидкова - персонаж, рожденный художественной действительностью, имеющий свой литературный прообраз: "Моя фамилія - Підкова. Там у Шевченка, у його стихах тож єсть Підкова.

Отаман Іван Підкова,

Закрутивши чорні вуса,

За вухо чуприну,

Похожає вздовж байдака…

Через те я й стихи почав писати" [2, с. 170].

Литературное происхождение объясняет мессионизм Назара Пидковы, становится основанием для идентификации с гением: "Ще як я вчився в двокласному вчилищі, так прочитав я в Шевченка, що був Підкова і про його стихами пописано, так я його пощитав за свого предка і тож став стихами писати" [там же]. В результате идентификации с великим польским художником украинский художник-примитивист Н.Дровняк подписывал свои работы "Ян Матейко". По своей семантике "явление" нового Шевченко в украинской культуре соотносимо с "явлением" в русской Председателя Земного Шара - должности, созданной и узурпированной В.Хлебниковым - поэтом-персонажем.

Процесс идентификации распространяется и на процесс моделирования собственной жизни:

"Арсен. <…> … а от скажіть мені - нащо ви кинули свою сім'ю, свою хату? Робили б ви дома на своїй землі - то було б найкраще.

Підкова. А хіба Шевченко хліб робив? Там під його стихами попідписувано, де він їх писав: усе то в Петербурзі, то в Києві, то в Петербурзі, то в Києві. Так і я скитаюся за свій талант, як він скитався, - у нас однакова доля" [2, с. 171].

Такого рода "мессианство" не знает института интеллектуальной собственности:

"Бенкетуєш, ізраднице,

Моє безголов'я, -

Нехай собі бенкетуєш,

Нехай на здоров'я!

Нехай, клята, бенкетуєш, -

Я тебе скараю…

Се стихи з Шевченка, тільки я їх переробив, щоб лучші були, то тепер уже сі стихи все одно, що й я сочинив" [2, с. 182].

М.Чердынцев, исследуя специфику наивной поэзии и сопоставляя ее с живописным примитивом, утверждает: "Наивный художник не знает интеллектуальной собственности. Этим объясняются заимствования и бескавычная цитация того, что уже проверено на слушателе-зрителе" [7, с. 54].

Поэтому семиотика раскавычивания Назаром Пидковой шевченковской "Тарасовой ночи" соотносима с аналогичной процедурой, совершаемой обэриутом Н.Олейниковым со строкой из "Евгения Онегина":

А где же дамочки, вы спросите,

где милые подружки,

Делившие со мною мой ночной досуг,

Телосложением напоминавшие

графинчики, кадушки, -

Куда они девались вдруг?

 

Иных уж нет. А те далече.

Сгорели все они, как свечи [5, с. 100].

Обычно примитивное сочинительство делится на две категории. Первая - "органическая: стихи пишутся по внутренней потребности личности". Вторая - "функциональная: стихи нужны к случаю, к событию" [4, с. 47]. "Медицинская терминология использована здесь недаром, ибо стихосложение есть страсть, граничащая с патологией"[там же].

Применяя эту классификацию к природе творчества Назара Пидковы, можно говорить о ее двойственной сущности. Об этом свидетельствует первая сцена второго акта, где Б.Гринченко детально воссоздает этот творческий процесс:

"Ніяк не виходить отсе прокляте "подер". Хоч ти лусни - рихми не доберу! От, здається, й не штука описати дощ - мало його бачиш, того дощу! - а отже, як затнувся, так і затнувся! Спершу так ловко складалося:

Дощ заляпав, заплюскав, заскакав,

З хмари прямо на землю попав,

А хмара надулась, як корова,

І вже з неї хлюща готова,

І дощ по землі як подер…

Отут уже я й став - ніяк не добереш рихми!

Ну, яка ж би тут рихма?

І дощ по землі як подер,

Наче хтось у вулику чмелів запер…

Ні, чмелів у вулику не запирають…

І дощ по землі як подер,

Наче кого пожер…

Ні, дощ нікого не жере…

І дощ по землі як подер,

То так він загув тепер -

О! От воно, от воно!

Рихма готова - гайда, Підкова! (Пише і проказує).

І дощ по землі як подер,

То так він загув тепер,

Наче хто з його шкуру здер

Або хто п'яного в хату впер,

Трохи з ляку я не вмер.

Ху! Скінчив! От так описаніє! Сьогодні вже двоє віршів написав. Се гарно, ну, а те, що вранці, так іще краще! Бо до своєї дами. Як лицар - я їй стихи посвящаю" [2, с. 176-177].

Всякое событие нехудожественной сферы, вербальная информация о нем рифмуется, то есть соответствующим образом кодируется. Обыденное трансформируется в артефакт, приобретает значимость художественного явления. При этом доминирующим становится принцип рифмования (рифмования во что бы то ни стало), в результате чего набор случайных рифм искажает семантику высказывания, создавая абсурдную картину мира. Тот же прием "рифмования информации" наблюдается и у Д.Хармса:

Выходит Мария, отвесив поклон,

Мария выходит с тоской на крыльцо, -

а мы, забежав на высокий балкон,

поем, опуская в тарелку лицо.

Мария глядит и рукой шевелит,

и тонкой ногой попирает листы, -

а мы за гитарой поем да поем,

да в ухо трубим непокорной жены [6, с. 65].

Процесс изменения фамилии зарифмовывается Н.Олейниковым:

Пойду я в контору "Известий",

Внесу восемнадцать рублей

И там навсегда распрощаюсь

С фамилией прежней моей.

 

Козловым я был Александром,

А больше им быть не хочу!

Зовите Орловым Никандром,

За это я деньги плачу [5, с. 151].

Органичность и функциональность взаимообусловлены. Неспособность дифференцировать события является одним из доказательств органической цельности мировосприятия, где полностью отсутствует иерархизация и не различаются члены оппозиции "высокое-низкое". Отсюда - перепады масштабов изображения и стилистические смещения:

Я ваш лицар, а ви моя дама,

Як богиня з гречеського храма!

Моє серце з любові палає,

Наче сухий хмиз згоряє,

Що ніяка вода його не заливає.

Я тебе беру у свою защиту,

Я твою красу прославлю по світу, -

Дай же мені якого-небудь привіту!

Так жадно дивляться на мене твої очі,

Як кіт на мишу серед ночі.

Я без тебе погибаю,

Любові твоєї благаю, благаю, благаю! [2, с. 180].

Те же процессы смещения семиотико-нарративных структур высокой поэзии наблюдаются и у Д.Хармса. Например, в стихотворении "Страсть":

Я не имею больше власти

таить в себе любовные страсти.

Меня натура победила,

я, озверев, грызу удила,

из носа дым валит столбом,

и волос движется от страсти надо лбом.

<…>

Я не имею больше власти

таить в себе любовные страсти,

они меня, как лист, иссушат,

как башню временем, разрушат,

нарвут на козьи ножки,

с табаком раскурят,

сотрут в песок и измичулят [6, с. 138-139].

И у Назара Пидковы, и у поэтов-обэриутов использование поэтических клише, метрические сдвиги являются свидетельством общности владения (здесь скорее - невладения) поэтической техникой. Часто поэтические клише корреспондируются с упоминаемыми "культурными авторитетами". Таким авторитетом для Назара Пидковы стала хрестоматия, тексты из которой служат образцом для подражания (в частности, про "богиню з гречеського храма" Пидкова прочитал именно там) или становятся источником вдохновения: "Яку я інтересну штуку читав у хрестоматії про лицаря Айвенга, як він свою даму обороняв - ловко! Якби тепер так!" [2, с. 180].

У Д.Хармса упоминается Эрмитаж и один из его экспонатов - пистолет работы французского мастера Лепажа:

Ах, если б мне из Эрмитажа,

назло соперникам-врагам,

украсть бы пистолет Лепажа

и, взор направив к облакам,

вдруг перед ней из экипажа

упасть бы замертво к ногам! [6, с. 138].

Если учесть широкую распространенность факта о том, что из пистолетов этого типа стрелялись Пушкин и Дантес, то в таком случае наблюдается идентификация поэта-обэриута с "солнцем русской поэзии", то есть возникает такое же по семантике образование, как "Дровняк - Матейко", "Пидкова - Шевченко".

Таким образом, метрические, стилистические, культурно-семантические сдвиги, общие для продукции "пишущих персонажей", по утверждению А.Жолковского, "имеют прямое отношение к образу авторского "я", которое призвано скрепить воедино и удержать распадающуюся связность текста, а значит, и собственной личности" [3, с. 56]. Стилистические сдвиги, вместе с нарушениями культурно-семантическими и метрическими, в своей совокупности становятся тем деформированным каркасом, на котором удерживается не только беспомощный (с точки зрения поэтической техники) текст, но и психически искаженная - с тенденциями к распаду, - деформированная личность самого автора. Так художественная действительность порождает и делает жизнеспособными персонажей действительности реальной. Переход из плоскости эстетической в плоскость этико-психологическую вполне правомерен. Анализируя современную наивную поэзию, Т.Зюзинская пишет: "Формальные особенности примитивного стиха не исчерпывают его характеристики. Да и характеризовать надо не столько стих, который плох, сколько человека, который выражает стихом нечто жизненно важное, и, выражаясь, решает тем самым какие-то жизненные свои задачи" [4, с. 47]. В этом случае процесс "виршевания" выполняет своеобразные психотерапевтические функции.

Действительно, в системе общественно-нравственных и художественных ценностей, задекларированных Б.Гринченко в драме "Арсен Яворенко", ценностей позитивистского толка (не зря пьеса шла на сцене под названием "На громадській роботі"), Назар Пидкова - элемент деструктивный, личность распадающаяся. Ненормированность и в поведении, и в творчестве определяет оппозиционный характер отношений юного графомана с окружающими, которые, как это ни парадоксально, легко проецируются на отношения "пишущих персонажей" с официозом советской культуры 1920-х - 1930-х годов. (Правда, "отношений с трагическим исходом" - когда, по выражению М.Цветаевой, "как в цирке", расплатой за всякое неумение становилась жизнь). Поэтому-то виртуальный персонаж конца девятнадцатого века воспринимается как предвестник реально ощутимых авангардистских сдвигов в культуре века двадцатого, что доказывает универсальность семиотических процедур, при помощи которых моделируются художественные тексты и тексты жизни.

Библиографическая справка

1. Гинзбург Л. Николай Олейников // Олейников Н. Пучина страстей: Стихотворения и поэмы. - Л.: Советский писатель, 1991. - С. 5-25.

2. Грінченко Б. Арсен Яворенко // Бувальщина: Драми. Комедії. Діалоги. Водевілі / Упоряд., авт. передм., приміт. О.Ф.Ставицький. - К.: Дніпро, 1990. - С. 163- 199.

3. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. - М.: Наука. Издат. фирма "Восточная литература", 1994. - 428 с.

4. Зюзинская Т. Любите плохие стихи // Декоративное искусство. - 1993. - № 1-2. - С. 46-51.

5. Олейников Н. Пучина страстей: Стихотворения и поэмы. - Л.: Советский писатель, 1991. - 272 с.

6. Хармс Д. Полет в небеса: Стихи. Проза. Драма. Письма. - Л.: Советский писатель, 1988. - 560 с.

7. Чердынцев М. "Вступаем мы в иное царство" (О наивной поэзии) // Декоративное искусство. - 1993. - № 1-2. - С. 53-56.

Валерий Панасюк

 

 

 



Хостинг от uCoz