ПЕРЕЧИТЫВАЯ "ОБЛОМОВА"...

К проблеме обновления содержания литературного образования

В нашу жизнь давно вошло понятие "обломовщина", нарицательным стало имя главного героя романа И.А.Гончарова. Само же произведение, столь часто издаваемое в течение последнего десятилетия, только с 1989-1990 учебного года вернулось в школьную программу. Однако более чем 20-летний перерыв в изучении романа за школьной партой не разрушил стереотипов в его восприятии, в толковании его главного героя. Добролюбовская традиция, развитая и поддержанная научным авторитетом Д.Н.Овсянико-Куликовского, тяготеет над читателем и становится отправной точкой в изучении произведения.

Цель нашей работы - определить в романе как эстетической структуре место образа Обломова, объяснить уникальность произведения, спроецировав все эти проблемы на школьный урок.

Предварив работу над текстом романа рассказом об истории создания, следует выяснить вопрос: что является главным предметом изображения в нем? Ответом может служить само название - "Обломов", т.е. человек, жизнь человека. Подтверждение этого можно предложить учащимся найти самостоятельно в тексте, вспомнив посещение Обломова Пенкиным (часть!):

"-Что же, природу прикажете изображать: розы, соловьи или морозное утро, между тем как все кипит, движется вокруг? Нам нужна одна голая физиология общества; не до песен нам теперь...

-Человека, человека дайте мне! - говорил Обломов, - любите его!.." [1, с. 41].

Именно поэтому композиция романа соотносима с движением человеческой жизни:

часть I - человек, человек в интерьере;

часть II - любовь человека;

часть III - испытания любви:

часть IV - умирание и смерть.

"В "Обломове" есть поток жизни, сплошной, глубокой, плотный" [2, с. 71], - говорила А.А.Ахматова.

Таким образом, роман воспроизводит модель человеческой жизни. В таком случае, казалось бы, можно говорить об эволюции характера главного героя. Ведь человек, вовлеченный в поток жизни, ее движение, меняется, преображается.

Но предложим учащимся найти описание Обломова и его образа жизни в начале и конце романа и сравнить.

Часть первая

"... человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой сосредоченности в чертах лица..."

"... взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки..."

"... Обломов как-то обрюзг не по летам".

"На нем был халат из персидской материи. … Хотя этот и утратил свою первоначальную свежесть..."

"Лежанье у Ильи Ильича <...> было его нормальным состоянием".

"...можно было подумать, что тут никто не живет, так все запылилось, полиняло и вообще лишено живых следов человеческого присутствия" [1, с. 21-23].

Часть четвертая

"Как все мрачно, скучно смотрелось в квартире Обломова..."

"Сам Илья Ильич обрюзг, скука въелась в его глаза..."

"Он походит, походит по комнате, потом ляжет и смотрит в потолок..."

"Халат на Обломове истаскался, расползался везде и не по швам".

"Одеяло на постели тоже истасканное, ... занавески на окнах полиняли давно, и хотя они вымыты, но похожи на тряпки..." [1, с. 393].

Теперь предложим учащимся сделать вывод об эволюции образа Обломова. Естественно, они скажут о статичности образа главного героя, заметив, что все, имевшее в начале романа лишь первые признаки разрушения, доведено до своего логического завершения - упадка и увядания. Но не более.

Тогда и возникает проблема: неужто этот процесс деградации и есть тот "поток жизни, сплошной, глубокий, плотный"?

Последующая работа над текстом романа должна быть направлена на решение этой проблемы (это будет способствовать активизации познавательной деятельности школьников).

Решить проблему поможет определение сущности конфликта романа. Конфликт же проявляется в системе действующих лиц произведения. Обломов - центр системы. По принципу зеркального отражения (обратного повторения) создан образ Захара [4].

Мир, созданный Обломовым, абсолютно уникален по изолированности. Желание сохранить автономию души заставляло его "... с ними со всеми (гостями) все более и более порывать живые связи... Они купались в людской толпе; всякий понимал жизнь по-своему, как не хотел понимать ее Обломов, а они путали в нее и его; все это не нравилось ему, отталкивало его, было ему не по душе". Мир Обломова гармоничен, по-своему совершенен; темпоритм движения его совпадает с биологическим ритмом самого героя. Но этот микромир подвергаем внешним воздействиям, и они разрушают его гармонию. Герой не в силах противостоять этим воздействиям, так как с "разрушителями" его связывают чувства давней привязанности и любви. Это составляет конфликт романа, определяет систему взаимоотношений действующих лиц.

Разрушительная сила Штольца - это сила общественного сознания, сила "простого, то есть прямого, настоящего взгляда на жизнь", где все подчинено одной, но ясной цели: "А сам все шел да шел упрямо по избранной дороге. Не видели, чтоб он задумался над чем-нибудь болезненно и мучительно: по-видимому, его не пожирали угрызения утомленного сердца; не болел он душой, не терялся никогда в сложных, трудных или новых обстоятельствах, а подходил к ним, как к бывшим знакомым, как будто он жил вторично, проходил знакомые места" [1, с.161].

Такое понимание жизни адекватно представлениям о назначении человека, выработанном общественным сознанием: реализация человеческой сущности возможна лишь в общественной деятельности. Деятельность человека понимается как выполнение общественного долга, преследующее обоюдную - личную и общественную - пользу [5].

Мышление Штольца - мышление, оперирующее общественными категориями. Именно Штольцем пущено в мир слово "обломовщина": мир Обломова осмыслен как факт общественного состояния:

"- Это не жизнь! - упрямо повторял Штольц.

- Что же это, по-твоему?

- Это (Штольц задумался и искал, как назвать эту жизнь)... Какая-то обломовщина, - сказал он наконец.

- О-бло- мовщина!- медленно произнес Илья Ильич, удивляясь этому странному слову и разбирая его по складам. - Обломовщина!" [1, с. 176].

И еще. Темпоритм жизни Штольца не совпадает с обломовским: "Он беспрестанно в движении", "Движений лишних у него не было", "Он шел твердо и бодро..." "Он считал себя счастливым уже и тем, что мог держаться на одной высоте..." Это ритм целеустремленной силы созидания. Сталкиваясь с чужеродным миром - миром иного темпоритмического рисунка, она пытается выровнять его и, выравнивая, губит, превращаясь из силы созидающей в силу разрушительную.

Любовь же - это в первую очередь темпоритмическое совпадение. Вспомним, когда в Обломове произошли перемены от встречи с Ольгой Ильинской, - после ее пения.

"От слов, от звуков, от этого чистого, сильного девического голоса билось сердце, дрожали нервы, глаза искрились и заплыли слезами. В один и тот же момент хотелось умереть, не пробуждаться от звуков, и сейчас же опять сердце жаждало жизни..." [1, с. 190].

Но что принципиально важно, так это завершение этой сцены: "В заключение она запела Casta diva: все восторги, молнией несущиеся мысли в голове, трепет, как иглы, пробегающий по телу, - все это уничтожило Обломова: он изнемог" [1, с. 190].

Предложим учащимся найти эпизод, где и в какой связи упоминается этот музыкальный номер - каватина Нормы из одноименной оперы В.Беллини.

"-Сыро в поле, - заключил Обломов, - темно; туман, как опрокинутое море, висит над рожью; лошади вздрагивают плечом и бьют копытами: пора домой. В доме уже засветились огни; на кухне стучат в пятеро ножей; сковорода грибов, котлеты, ягоды... тут музыка... Casta diva… Casta diva… Casta diva, - сказал он, пропев начало каватины, - как выплакивает сердце эта женщина! Какая грусть заложена в эти звуки!.. И никто не знает ничего вокруг... Она одна. Тайна тяготит ее; она вверяет ее луне..." [1, с. 176].

Casta diva - из мира мечты Обломова. Таким образом, любовь оказывается для героя силой, превращающей сон в осязаемую реальность.

Принципиально важно, что каватина сразу же (правда, совершенно бессознательно) связывается Штольцем с Ольгой Ильинской.

"- Ты любишь эту арию? Я очень рад: ее прекрасно поет Ольга Ильинская. Я познакомлю тебя - вот голос, вот пение! Да и сама она что за очаровательное дитя!" [1, с. 329].

Итак, Casta diva - совпадение темпоритмов [6]. Но в опере за каватиной Нормы следует ее же стретта. Как известно, стретта - "быстрое увеличение темпа в заключительном разделе музыкального произведения " [2, с. 60].

В романе нет упоминания об исполнении Ильинской этого завершающего целую сцену номера. Отношения же Обломова и Ольги переходят из анданте в темп стретты.

"Я цель твоя, говоришь ты и идешь к ней так робко, медленно; а тебе еще идти, ты должен стать выше меня. Я жду этого от тебя! Я видела счастливых людей, как они любят, - прибавила она со вздохом, - у них все кипит, а покой их не похож на твой: они не опускают головы; глаза у них открыты; они едва спят, они действуют! А ты... нет, не похоже, чтоб любовь, чтоб я была твоей целью..." [1, с. 175].

Это темпоритм и лексика ("действие", "цель", "высота") Штольца. Это залог их счастья.

Для Обломова сила любви превращается в разрушительную силу иллюзии. Спасение - в изоляции, в реконструкции разрушенного мира, чем и становится его жизнь в доме Пшеницыной.

Результатом наших исследований может стать составление схемы действующих лиц романа.

Штольц- > Обломов <- Ольга

Она дает нам представление о характере взаимоотношений героев (одновременное воздействие на объект двух противоположных сил) и объясняет относительную стабильность характера Обломова.

Воспроизведение писателем потока жизни - "сплошного, глубокого, плотного" - достигается за счет воспроизведения различных жизненных темпоритмов в их сложных и многообразных совпадениях и несовпадениях.

Библиографическая справка

1. Гончаров И. А. Обломов. - М.: Художественная литература, 1971.

2. Кочнева И., Яковлева А. Вокальный словарь. – Л.: Музыка, 1988.

3. Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой. – Кн. 1. 1938-1941. - М.: Книга, 1989.

4. У Д. Н. Овсянико-Куликовского читаем: "Он (Обломов) и Захар - величины, соотносительные. Один и не может вообразить себя без другого" (Овсянико-Куликовский Д. Н. Литературно-критические работы. - М.: Худ. лит., 1989. – Т. 2. с. 238). Правда, ученый объясняет эту соотносительность причинами социальными: взаимоотношениями крепостника и крепостного. Интереснее рассмотреть это единство "господин-слуга" как уникальную по эстетической продуктивности модель мировой художественной литературы: Дон-Жуан–Сганарель, Альмавива–Фигаро, Гринев–Савельич, Чичиков–Петрушка, Обломов–Захар.

5. Вспомним об "эгоизме" "новых людей" романа Н. Г. Чернышевского "Что делать?"

6. Интересным может быть исследование о роли Casta diva как одного из лейтмотивов романа. Уникальное явление, в литературе: музыкальный номер в иной эстетической структуре.

 

P.S. Роман И.Гончарова традиционно считается "исключительно русским": мол, в нем собственно "русские дела", "чисто русские идеи", "русская обломовщина" и "собственно русская" диспозиция взаимоотношений "Россия - Европа". В общем, стереотипное представление со ставшим каноническим добролюбовским истолкованием романа.

Но универсализм системы взаимоотношений героев гончаровского романа ломает барьеры национальных представлений.

Например, в 1994 году в Центре искусств Бобиньи (Париж) прошла премьера спектакля "Обломов", инсценированного во Франции впервые. Режиссер Доминик Питуазе, не обремененный "русской традицией прочтения романа", предлагает свое истолкование истории жизни и смерти главного героя. Русский рецензент французского спектакля Г.Заславский свою статью назвал "Умереть от любви", подчеркивая главное в спектакле: смерть и любовь.

"В начале спектакля его (Обломова - В.П.) клонит в сон, а в финале настигает смерть... он умирает от любви. Точно боясь провалиться в очередной сон, оступается и летит в пропасть куда более страшную. Это - любовь. И - смерть".

Любопытно, что для Доминика Питуазе Обломов - это "философ в халате". А для переводчика романа и соавтора режиссера по инсценировке Андре Марковича он "один из вариантов пассивной святости русской души". Оказывается, что для создателей спектакля Обломов представляется чем-то прекрасным, совершенным, законченным и цельным.

Понятия "совершенство", "любовь" и "смерть" становятся ключевыми для сценического истолкования гончаровского романа.

Они же фигурируют и в анализе П.Вайля и А.Гениса, предложенном в главе "Обломов и "другие" книги "Родная речь".

Таким образом, роман И.Гончарова в новой культурологической, сценической и кинематографической (фильм Н.Михалкова "Несколько дней из жизни Обломова", 1979 год) интерпретации получает совершенно новое и неожиданное истолкование.

Валерий Панасюк

 

"Обломов является в романе законченным, совершенным и оттого неподвижным. Он уже состоялся, выполнив свое предназначение только тем, что явился на свет. "Жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена была так просто, немудрено, чтоб выразить возможность идеально покойной стороны человеческого бытия", - к такому выводу приходит Обломов к концу своих дней. Тут, на петербургской окраине, в модифицированной Обломовке, окончательно примирившись с бытием, он наконец себя находит...

Обломов живет в своем автономном времени, поэтому и скончался он, "как будто остановились часы, которые забыли завести". Он растворился в своей мечте - удержать, остановить время, застыть в абсолютном бытии вожделенной Обломовки.

Утопия Обломова - это мир, вышедший из истории, мир настолько прекрасный, что его нельзя улучшать. А значит - мир, лишенный цели.

Гончаров рисует обломовский идеал живыми красками, но помещает его за пределами земной жизни. Сонная Обломовка - это загробное царство, это - абсолютный покой человека, превращенного в идеальную статую. Обломовка - это смерть.

Так Гончаров приводит своего героя к трагическому парадоксу. Несовместимость Обломова с миром происходит от того, что он мертвый среди живых. Его завершенность, законченность, одинокая самодостаточность - это совершенство трупа, мумии. "Или - прекрасной, но неподвижной статуи". В то же время, все персонажи романа - всего лишь осколки цельной обломовской личности - живы в силу своего несовершенства, своей незавершенности. Выполняя свою жизненную программу, свою машинную функцию, они существуют в сегодняшнем дне, в истории. Обломов же пребывает в вечности, бесконечной, как смерть".

П.Вайль, А.Генис (из книги "Родная речь").