ПЕРВОИСТОЧНИК

"Изучение культуры (и той или иной ее области) на уровне системы и на более высоком уровне органического единства: открытого, становящегося, нерешенного и не предрешенного, способного на гибель и обновление, трансцендирующего себя (то есть выходящего за свои пределы)".

"Мы задыхаемся в плену узких и однотипных осмыслений.

Столбовые линии развития литературы, подготовлявшие того или иного писателя, то или иное произведение в веках (и у разных народов). Мы же знаем только писателя, его мировоззрение и его современность. "Евгений Онегин" создавался в течение семи лет. Это так. Но его подготовили и сделали возможным столетия (а быть может, и тысячелетия). Совершенно недооцениваются такие великие реальности литературы, как жанр"

М.Бахтин. Из записей 1970-1971 годов // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986. - С. 358, 364.

"Неблагодарность детей другого века: хватаем из стариков, что нам понравилось, и кричим: "А это наше, а это Хлебников, а это Пастернак".

Впрочем, это вздор, а суть вот в чем: есть элементы системообразующие, и они неотъемлемы, по ним познается мастерство эпохи и лицо мастера. А есть случайные открытия, стилистические пророчества; наше сознание усваивает их как заблудившиеся элементы позднейших систем. Разумеется, "Дымятся серым дымом домы" - это элемент, отбившийся от Андрея Белого и футуристов, и, разумеется, наше восприятие его совершенно фиктивно, так как во времена Державина он означал нечто другое или ничего не означал"

Л.Гинзбург. Из старых записей. 1920-1930-е годы // Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. - Л.: Советский писатель, 1987. - С. 171-172.

"Разрушение нормы, принявшее массовый характер к концу Серебряного века, началось во второй половине ХIХ века. Параллельно Достоевскому подрывом литературного канона занимаются создатели Козьмы Пруткова, а философского - Ницше, теоретик относительности человеческих ценностей. У Достоевского, Ницше и далее Фрейда, с его трехъярусностью человеческой личности, полифония ранее неприемлемых голосов выходит наружу; затем у декадентов аморализм, демонизм и т.п. овладевают уже и авторским голосом. Таким образом, Хлебников предстает как часть, если не вершина, целого культурного переворота - выламывания из канона и выхода наружу "нехорошего", неблагополучного, неблагонамеренного, неорганизованного, дестабилизирующего голоса персонажа"

А.Жолковский. Графоманство как прием (Лебядкин, Хлебников, Лимонов и другие) // Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. - М.: Наука. Издательская фирма "Восточная литература", 1994. - С. 59.

"Ныне Пушкин - предмет домашнего обихода, кладезь домашней философии. Стихи Пушкина как стихи ныне явно принимаются на веру, окаменевают, став объектом культа. <...>

Мы склонны говорить о легкости, незаметности техники как о характерной особенности Пушкина. И это ошибка перспективы. Для нас стих Пушкина - штамп; отсюда естественный вывод о простоте его. Совсем иное для пушкинских современников. Обратитесь к их отзывам, обратитесь к самому Пушкину"

Р.Якобсон. Новейшая русская поэзия // Якобсон Р.О. Работы по поэтике. - М.: Прогресс, 1987. - С. 273.

"Боря <Бухштаб>, по ходу своих занятий эгофутуризмом, раскопал недавно Константина Олимпова (сына К.М.Фофанова), ныне управдома. Восхищенный тем, что встретил сочувствующую душу, Олимпов продержал Бориса целый день в давно не топленной комнате, подарил ему эгофутуристические книжечки и рассказал много замечательного, - между прочим, следующее.

Попалось ему в 1910 (кажется) году в газете слово "футурист" - речь шла об итальянцах. Понравилось. "Что ж, - думаю, - Игорь (Северянин) восемь лет пишет; я тоже немало. Никто внимания не обращает. Надо что-нибудь попробовать".

Прихожу к отцу: "Папа, мы решили вселенскую школу основать - тебя предтечей..."

Папа закричал: "Не смей! Меня в "Новом времени" печатать не будут! Вот когда умру, тогда делайте что хотите".

И действительно, Вселенский Эгофутуризм был декларирован только в 1911-12 годах, после смерти Фофанова"

Л.Гинзбург. Из старых записей. 1920-1930-е годы // Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности. - Л.: Советский писатель, 1987. - С. 171.