ГАЛИНА ВАСИЛЬЕВНА СТЕПАНОВА АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ ШРАММ ВВЕДЕНИЕ В СЕМАСИОЛОГИЮ РУССКОГО ЯЗЫКА Учебное пособие ОГЛАВЛЕНИЕ От авторов Введение Часть I. Значение слова и действительность Часть II. Значение слова и лексико-семантическая система языка Глава 1. Понятие лексико-семантической системы Глава 2. Значение как элемент системы. Компонентный состав значения Глава 3. Деривационные отношения и значение слова § 1. Однозначные и многозначные слова. Деривационные отношения как свойство многозначного слова § 2. Структура многозначного слова § 3. Что мы узнаем о слове в результате изучения его многозначности Глава 4. Синтагматические отношения и значение слова § 1. Что такое сочетаемость слов. Сочетаемость (синтагматика) и валентность слова § 2. Сочетаемость как показатель значения и причины этого отношения § 3. Виды сочетаемости слов § 4. Характеристика сочетаемости слов, принадлежащих к разным частям речи § 5. Что мы узнаем о семантике слова в результате анализа его сочетаемости Глава 5. Парадигматические отношения и значение слова § 1. Сущность лексико-семантической парадигмы. Виды парадигм § 2. Замечания о сущности синонимических и антонимических отношений § 3. Способы выделения парадигм § 4. Задачи, решаемые при изучении парадигм § 5. Семантическая структура двух парадигм Часть III. Значение слова и культурно-национальная специфика языка Заключение ОТ АВТОРОВ Появление настоящего учебного пособия продиктовано потребностями организации и руководства учебно-исследовательской работой студентов. Авторы, доценты филологического факультета, руководя подготовкой студентами курсовых и дипломных работ, семинарских рефератов и докладов по семасиологии, столкнулись с тем, что усвоение студентами соответствующих разделов учебных пособий по лексике оказывалось недостаточным для работы над курсовыми и дипломными сочинениями. С другой стороны, эта база не позволяла свободно обращаться к семасиологическим исследованиям монографического характера. Сознание нужности студентам практического пособия, в котором рассматривались бы основные понятия семасиологии, такие, как лексическое значение слова в различных его связях и опосредованиях, парадигматика, синтагматика, денотат, сигнификат и т.п., основные объекты семасиологии, такие, как слово (лексико-семантический вариант слова), многозначное слово, лексико-семантическая парадигма, в котором рассказывалось бы о методах и приемах семасиологических исследований, побудило авторов к созданию этого пособия. Большинство рассматриваемых в пособии вопросов дискуссионны, имеют большую литературу, в которой находят отражение различные решения этих вопросов. Объем пособия и его направленность не позволили авторам освещать в дискуссионном плане многие затронутые проблемы. Из существующих мнений, решений по отдельным проблемам избирались наиболее позитивные, а также такие, которые должны использоваться при конкретном изучении семантики слов. Авторы выражают надежду, что пособие окажется небесполезным для студентов, пробующих свои силы в изучении семасиологических объектов и семасиологических проблем. ВВЕДЕНИЕ Семасиология – это “раздел языкознания, изучающий лексические значения слов и выражений и изменения их значений” [1]. 1. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966, с. 401; см. также: Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М., 1976, с. 376. Основным объектом семасиологии является, следовательно, лексическое значение слова. Что же такое лексическое значение слова? Ответом на этот вопрос является содержание всей этой книги. Однако представляется целесообразным в самом начале предложить в качестве рабочего одно из возможных определений этого феномена. “Под лексическим значением слова обычно разумеют его предметно-вещественное содержание (отстоявшееся как понятие – авт.), оформленное по законам грамматики данного языка и являющееся элементом общей семантической системы словаря этого языка” [2]. 2. Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слова. – Вопросы языкознания, 1953, № 5, с. 10. В соответствии с данным определением значение слова должно быть рассмотрено в трех аспектах: 1) значение как отражение действительности; 2) значение как элемент семантической системы языка; 3) значение как явление, обусловленное человеком, обществом. Каждое из этих трех оснований семантики слова, в свою очередь, представляет сочетание многих проблем, которые неразрывно связаны друг с другом. Отражение действительности в значении слова воплощается в аспектах логико-предметном (обобщенный характер отражения действительности; сигнификат, или сигнификативное значение слова; сигнификат и денотат) и психологическом (значение слова непосредственно соотносится не с конкретным предметом, а с представлением о нем, т.е. с денотатом; денотат и референт). Как элемент системы значение слова характеризуется включенностью в разные виды отношений, важнейшими из которых являются отношения деривационные (т.е. отношения между значениями в многозначном слове), синтагматические (т.е. отношения между значениями сочетающихся в речи слов) и парадигматические (т.е. отношения между значениями, объединенными в группы – лексико-семантические парадигмы – на основе какого-либо семантического признака). Значение как явление, порожденное человеком, обществом, включает в себя выражение отношения к называемому, т.е. оценку и связанную с этим стилевую связанность (свободу) слова, а также культурный компонент. Все вместе эти элементы образуют то, что условно можно назвать семантическим пространством слова, которое ни в одном слове не может быть представлено полным набором всех элементов, “клеток”. В семантике слова всегда будут пустые “клетки”. Неиспользованные “семантические площади”, “клетки” составляют пространство, которое необходимо для семантического движения слова. Предлагаемое понимание характера семантической стороны слова требует введения понятия (и термина) “нулевого семантического элемента”, “нулевого эмоционального элемента”, “нулевого оценочного элемента”. Ведь если говорить, что слово не имеет семантического (или эмоционального) элемента, это все равно, что говорить об отсутствии у наречия окончаний – их нет и не может быть. Нулевой же элемент – это такой элемент, который вообще возможен, но в данном слове соответствующая ему “клетка” оказалась не заполненной. Таким образом, значение слова можно представить как некое табло, имеющее определенное количество клеток, которые “зажигаются”, образуя какой-либо семантический узор, но всегда часть клеток остается резервной, в данном значении данного слова нереализованной: Лексическое значение слова Аспект действительности Система языка Социальный аспект Лекси-ческое понятие Денотат (пред-став-ление) Часть речи Оценка Эмоцио-нально-экспрес-сивное содер-жание Куль-тур-ный фон Паради-гматика Синта-гматика Эпиди-гматика Внутр. форма . . . . .   . . . .               Названные выше три аспекта определили строение книги, включающей соответственно три части. ЧАСТЬ I. ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ “Познание есть вечное, бесконечное приближение мышления к объекту. Отражение природы в мысли человека надо понимать не “мертво”, не “абстрактно”, не без движения, не без противоречий, а в вечном процессе движения, возникновения противоречий и разрешения их” [1]. 1. Ленин В.И. – Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 29, с. 177. Это положение В.И.Ленина можно считать основным методологическим принципом всякого научного исследования вообще и исследования значения в частности. В слове фиксируются не только наиболее важные для человека явления действительности, но также и различные их свойства и отношения. Отражает все это слово не непосредственно, но через обобщенные имена предметов, свойств, процессов, отношений и т.п. Реальность, которая бесконечна, едина и находится в непрерывном изменении, в отдельном слове предстает: а) расчлененной, б) вне “живой” конкретности явления, в) вне связи с другими явлениями. Все это объясняется и характером обобщения, и теми задачами, которые возникают у человеческого общества в процессе практической деятельности. Поэтому значение слова не может быть по содержанию тождественным обозначаемому явлению. “Подход ума (человека) к отдельной вещи, снятие слепка (-понятия) с нее не есть простой, непосредственный, зеркально-мертвый акт, а сложный, раздвоенный, зигзагообразный, включающий в себя возможность отлета фантазии от жизни; мало того: возможность превращения (и притом незаметного, несознаваемого человеком превращения) абстрактного понятия, идеи в фантазию in letztez Instanz-бога)” [2]. 2. Там же, с. 330. Видя в значении слова важнейшее информационное средство, мы отнюдь не должны его абсолютизировать, но всегда обязаны помнить о постоянном корректирующем начале практической деятельности человека, в процессе которой устанавливается относительная адекватность действительности и ее отражения в сознании человека. То, что обобщается словом на основании восприятия человеком действительности – конкретных предметов, их качеств, процессов и т.д. – составляет главный элемент значения, его основу, ядро и называется лексическим понятием, концептом; концептуальным значением, сигнификативным значением. В слове окно, например, таким ядром является значение, выражаемое словами: “застекленная рама, закрывающая отверстие в стене”; в слове башка – “верхняя часть тела человека, голова” (см. МАС, I, 70) [3]. 3. Таким индексом здесь и далее в тексте обозначается “Словарь русского языка” в 4-х т. (М., 1957 – 1961). “Словарь современного русского литературного языка” в 17-ти т. (М., 1948 – 1965) индексируется как БАС. Римская цифра обозначает том, арабская – страницу или столбец (в БАС). Эта часть значения наиболее устойчива, она есть и в том случае, когда значение включает и другие элементы (различные оценки, эмоции и т.п.). Это самая “познавательная” часть слова, в ней “...язык возвращает нам виденное..., учит понимать сущность предметов” [4]. 4. Шкловский В.Б. За 40 лет. М., 1965, с. 357. И если к слову приложимо образное определение “одежда мысли”, то, может быть, именно эту сторону слова с большим правом можно назвать “чертежом мысли”. Чертежом потому, что слово обобщает, потому, что каждому говорящему предоставлено право в пределах этого чертежа видеть и понимать по-своему явление, предмет, качество, процесс. Важность сигнификативного, логико-предметного значения слова видна и в том, что в словарных определениях раскрывается именно эта часть содержательной стороны слова, раскрывается выражаемое словом лексическое понятие. При переводе с одного языка на другой, при изучении чужого, не родного языка человек прежде всего познает, переводит, что значит это слово. Какая оценка дается словом (башка или котел предмету “голова”), какова сфера его употребления, какие чувства выражает человек – все эти важные для значения слова вопросы находятся в зависимости от главного – что значит слово. Лексическое понятие (концепт, сигнификативное значение) вбирает в себя не все признаки отражаемого явления. Так, в лексическом понятии “окно” не отраженной остается форма этого предмета, цвет стекла, качество рамы и т.д. Главное, чем характеризуется лексическое понятие, – это дифференцирующие, т.е. различительные свойства обобщенных признаков. Говорящий с помощью лексического понятия отделяет, различает предметы и явления друг от друга, окно от двери, например, идти от бежать и т.д. Признаки дифференцирующие могут быть существенными, и так бывает очень часто в слове, но могут быть и не главными, а иногда даже “приписанными” предмету, как, например, нежность – березе или глупость – дубу, трусливость – зайцу и т.п. Невозможность зеркальности, тождественности в отношении “предмет – содержание слова” основывается не только на обобщающей функции слова, но и на задачах практической деятельности – разных у разных народов в одну и ту же эпоху и в разные эпохи у одного и того же народа. Что касается результатов, следствий этой причины, то они проявляются в наличии или отсутствии того или иного слова как обозначения того или иного предмета и в более скрытой форме – в тех отраженных или неотраженных признаках предмета, который имеет свое слово. Из-за разных условий действительности и разницы в системах языков не может быть ни одинакового содержания, ни организации этого содержания, т.е. его структуры у слов, относящихся к одному и тому же явлению действительности. Так как слово не только что-то значит, но и обозначает, т.е. соотносится с миром действительности в виде предметов, их свойств, процессов и т.д., то следует обратиться к тому, что собой представляют все эти явления действительности, или, как их называют, денотаты, с точки зрения их отношения к значению слова. В соответствии со словарным определением денотат – это “предмет или явление окружающей нас действительности, с которым соотносится данная языковая единица” [5]. 5. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М., 1976. с. 92. Однако следует помнить, что слово как единица сознания непосредственно соотносится не с предметами действительности, а с представлениями о предметах действительности. И поэтому те предметы, которые называются, – это не данные конкретные предметы материальной действительности, а “уже чувственно расчлененные, повторяющиеся и легко воспроизводимые представления о предмете (...) как элементе опыта, в отвлечении от его различных ситуаций и окружений” [6]. 6. Языковая номинация: Виды наименований. М., 1977, с. 19. Имеют ли денотат слова отвлеченные? Очевидно, отрицать наличие денотата у глаголов, прилагательных и т.п. не приходится, иначе пришлось бы признать, что признаки, процессы суть только плоды мысли, не имеющие в реальности своих материальных оснований, то есть отречься от акта обобщения, отвлечения как формы отражения действительности. Остается, однако, решить такие вопросы: соотносится ли представление о предмете с понятием о предмете? Имеет ли место совпадение и если да, то частичное или полное? Или следует говорить об абсолютном несовпадении? “...предметные имена, особенно референтные, включают в свое номинативное содержание не только понятия, но и элементы чувственной ступени познания: зрительного и пространственного представления вещей и предметов. Характерным для прямой номинации, в которой связи имени с предметным рядом более рельефно прослеживаются, чем при вторичных или косвенных наименованиях, чувственное и рациональное дополняют друг друга, пронизывая познание во всех мыслительных формах и на всех этапах становления знака” [7]. 7. Языковая номинация: Виды наименований. М., 1977, с. 16. В этих словах многое заставляет еще и еще раз пересмотреть некоторые устойчивые положения или поставить некоторые новые вопросы. Первое: куда следует отнести представление – к значению слова? то есть, является ли представление элементом значения? В противном случае как понимать выражение “номинативное содержание”? Думается, что представление может существовать и без словесной формы, но если есть уже слово, то и представление связывается с ним. А если слова для данного явления нет, то все равно представление подводится под родовое название. Например, для какого-либо цвета есть представление, но нет названия, но мы ведь знаем, что это цвет, и помещаем его рядом с наиболее близким ему по оттенкам: цвет моря – голубой, зеленый, прозрачный вместе взятые. “Можно полагать, что “прорыв” слов к реальной действительности и “удаление” от нее происходит через наши представления о действительности, которые конкретнее, реальнее, ближе к ней” [8]. 8. Там же, с. 19. Однако эту близость нельзя понимать прямолинейно, так как и представления не вполне адекватны предмету, но могут быть в большей или меньшей степени приблизительны, неверны, даже фантастичны. Представление является не зеркальным отражением, но таким, в котором произошел отбор признаков отражаемого объекта, произошло обобщение. И в этом случае действуют факторы, которые определяют расхождение между объектом действительности и отражением его в слове. Фактор первый – личность человека, который называет, т.е. номинатора. В.Г.Гак обращает внимание на важный момент в высказывании Л.Фейербаха, процитированном В.И.Лениным в “Философских тетрадях”, о природе названия, где сказано “признак, который я делаю представителем предмета”. То есть подчеркивается “творческий момент в деятельности именующего лица (будь то индивидуальное лицо внутри коллектива, либо данный языковой коллектив по отношению к другому). Творческое начало проявляется в отборе признака, и в этом источник известной произвольности означающего по отношению к означаемому” [9]. 9. Гак В.Г. К диалектике семантических отношений в языке. – В кн.: Принципы и методы семантических исследований. М., 1976, с. 83. В этой работе В.Г.Гака говорится и о втором факторе – о предмете, который именуется. “Всякий предмет обладает неисчерпаемым числом свойств, отношений к другим предметам. Обозначая предмет с помощью языковых форм, мы обозначаем его в его целостности, со всеми его свойствами и отношениями. На этом зиждется устойчивость значения языковых единиц. Однако обнаружение свойств предметов представляет возможность, проявление которой зависит в равной степени как от самого объекта, так и от той системы, с которой взаимодействует объект. В связи с этим процесс восприятия объекта развивается не как простое выделение и последующее суммирование отдельных признаков предмета. При выделении предмета, его идентификации, происходит поворачивание его разными сторонами, человек видит эти разные стороны, но не все в одинаковой степени отчетливо, постепенно происходит затухание одних признаков и прояснение других, в связи с практическим освоением предмета hic et nunc” [10]. 10. Гак В.Г. К диалектике семантических отношений в языке, с. 86-87. В связи с выяснением содержания термина “денотат” и его места в структуре значения представляют интерес так называемые зооморфизмы, зоонимы (названия животных). Исследователи разграничивают два аспекта в понимании денотата зоонима: “референтом назовем реальное животное как внелингвистическую данность, а денотатом – то же животное, как оно представлено в языковом сознании данного коллектива. Такое различение существенно потому, что речь идет о признаках, которые приписываются данному животному данным языковым коллективом, часто безотносительно к биологическому основанию такой характеристики” [11]. 11. Литвин Ф.А. Об изучении разновидностей зооморфных характеристик (на материале английского языка). – В кн.: В помощь преподавателям иностранных языков. Вып. 5. Новосибирск, 1974, с. 83. Речь идет о таких качествах, как хитрость лисы, неповоротливость медведя, жадность волка и т.д. Все эти животные в языковом сознании говорящих по-русски живут только с перечисленными свойствами. Для понимания денотата этот факт дает возможность утверждать, что такими видят этих животных говорящие на русском языке, эти качества входят в значения слов лиса, медведь, волк и т.д., а также в состав представления о лисе, волке, медведе и т.д. Рассматривая взаимоотношения между значениями многозначных слов тень, тонуть и под. (тень – “темное пространство, заслоненное чем-нибудь от световых лучей, а также темное отражение на чем-нибудь от предмета, который освещен с противоположной стороны”, “неотчетливое очертание человеческой фигуры” и “отражение какого-либо внутреннего состояния в движениях лица”), Д.Н.Шмелев подчеркивает, что “в словарных определениях не отражены признаки, которые являются общими для данных значений слова, ... объединяющие соответствующие значения признаки – не являются ни дифференциальными семантическими признаками данных слов (...), ни вообще конструктивными элементами значений. Следовательно, в известном смысле это не элементы собственно значения слова, а устойчивые ассоциации, связанные с представлением о явлении, которое обозначает слово” [12]. 12. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973, с. 193. И, наконец, еще одна проблема, тесно связанная с предыдущими и от нее зависящая. Мы все хорошо знаем силу родного языка. Попытаемся объяснить эту силу. Родной язык – не только язык мыслей, он – язык чувств. Хотя один из лингвистов очень точно сказал: слово – “лингвистический знак, созданный на радость мыслящим и на горе чувствующим” [13], но эта “неполноценность” преодолевается прежде всего словом родного языка. 13. Аветян Э.Г. Природа лингвистического знака. Ереван, 1968, с. 70. Только это слово имеет цвет, запах, вкус, тепло и т.п. того явления, которое оно обозначает, потому что у человека постижение родного языка и постижение мира происходят неразрывно друг от друга. Поэтому родной язык – это язык творчества – высшее проявление духовной жизни человека. Творят на родном языке, сопрягая смыслы при кажущемся забвении собственно слова, которое отражает этот смысл, держит его в нашем сознании. Но у рек же нет названья – Их придумал человек. Нет названья у воды, Нет названья у беды... (Г.Шпаликов) Вода, беда, хлеб, небо... это явления, а не слова с их значениями для людей, родной язык которых – русский. Но и почувствовать собственно языковую форму содержания можно только в родном слове: Я, говорит, раздвоен, Я, говорит, расстроен, Расчетверен, распят. (Н.Матвеева) Чтобы осознать образность этого отрывка, следует “услышать” в расстроен – три, в распят – пять, и тогда нарушение душевной цельности человека (деление на две, три, четыре, пять частей) воспринимается как казнь (четвертовать, распять). Все вышесказанное о сигнификативном значении, денотате и представлении позволяет увидеть в денотате своеобразный сплав предметно-логического значения и представления. Это соединение может проходить при переменном удельном весе то одного компонента, то другого, но во всех случаях будет происходить отвлечение признаков от предмета, т.е. обозначаться будет не предмет, но его отражение в сознании. Так как действительность разнообразна, то выделяются различные виды денотатов: а) конкретные предметы (карандаш, медведь, гора и т.п.); б) отвлеченные понятия (качества, процессы, отношения, которые свойственны предметам): быстрый, летит, над и т.п.; в) языковые категории (слово, предлог, глагол, приставка); г) фантастические конструкты – мифологические, сказочные существа (русалка, леший, черт, домовой) [14]. 14. См.: Комлев Н.Г. Компоненты содержательной структуры слова. М., 1969, с. 84-87. Из всего вышеизложенного о денотате можно сделать следующие выводы: 1. Следует различать “денотат” в языке – обобщенное представление о называемом предмете, которое входит в значение слова как компонент его структуры, и “денотат” как объект называния в процессе речи, для которого, во избежание путаницы, лучше употреблять термин “референт”. Термин “денотативное” значение относится только к “денотату” в языке. При обозначении, назывании предмета собственно значение слова не становится иным, т.е. денотативным, оно приобретает только денотативную, т.е. референтную отнесенность. 2. Значение слова охватывает только часть содержания денотата и может иметь в то же время признаки, вообще не свойственные денотату (глупость дуба, нежность березы и т.п.). 3. В акте называния происходит возвращение сознания к конкретной действительности, “освободившись” от которой в обобщении и может существовать слово. Но, не возвращаясь к ней, слово тоже не может быть живым словом. Неравнозначность содержания слова и содержания референта создают ту семантическую напряженность, противоречие, которые являются одной из основных причин развития значения слова. Список литературы к части I Комлев Н.Г. Компоненты содержательной структуры слова. М., 1969. Ленинизм и теоретические проблемы языкознания. М., 1970 (статьи Ф.П.Филина, В.И.Абаева, А.А.Уфимцевой, Б.А.Серебренникова). Энгельс и языкознание. М., 1972 (статьи И.С.Чемоданова, В.3.Панфилова). Языковая номинация: Виды наименований. М., 1977. ЧАСТЬ II. ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА И ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ЯЗЫКА Глава 1. Понятие лексико-семантической системы Значения как элемент “плана содержания” слова существуют не изолированно, они находятся в разнообразных и разнонаправленных связях и отношениях с другими значениями как того же слова – если оно многозначно, – так и со значениями других слов. И в целом семантический ярус (уровень) языка представляет собой не беспорядочное множество значений, а их упорядоченную систему, элементы которой находятся в отношениях взаимосвязи и взаимообусловленности. Имея в виду связи между значениями слов, говорят о лексико-семантической системе языка. Слово как единица лексико-семантической системы отражает действительность, и с этой точки зрения системность слов есть отражение системности мира. Эта системность в слове видима, воспринимаема, она, так сказать, лежит на поверхности. Поэтому некоторые ученые возражают против идеи системной организации лексики на том основании, что ее системность обусловлена отношениями между явлениями самой действительности, т.е. она якобы не имеет отношения к языку. Однако при этом забывают, что сама лексика образует систему форм, единиц, организуемую для передачи системы явлений действительности. Таким образом, лексико-семантический уровень языка представляет собой двойную систему, стороны которой взаимодействуют, взаимосвязаны, они не могут быть разделены на систему собственно содержания и систему организации этого содержания. Лексико-семантическая система получила “права гражданства” сравнительно недавно. Столь запоздавшее признание объясняется особыми качествами этой системы. 1. Лексико-семантическая система не столь очевидна, не так бросается в глаза, как, например, грамматическая или фонетическая системы. Она носит скрытый характер. 2. Лексико-семантическая система – система не жесткая: словарный состав больше грамматики и фонетики зависим от воздействия внелингвистических причин. 3. Лексико-семантическая система состоит из пересекающихся и взаимозависимых подсистем, что создает дополнительные трудности при ее изучении. Основная причина сложности этой системы – в соединении собственно лингвистических и нелингвистических элементов. Любое отражаемое явление представлено в форме данного языка. Это тот случай, когда невозможно содержание (отражаемую действительность) и форму (значение слова) отделить друг от друга. С этой особенностью лексико-семантической системы связан такой важный аспект языка, как номинация (называние). Существующие слова принадлежат к различным частям речи, и каждая часть речи представлена некоторым набором значений, “которые регулярно передаются и могут быть переданы и новыми названиями с помощью особых материальных средств” [1]. 1. Кубрякова Е.С. Части речи в ономасиологическом освещении. М., 1978, с. 95. Так, например, среди значений глагола можно выделить значение “процесс по роду занятий” – плотничать, слесарить и т.д. Современные новообразования шоферить, секретарить и т.п. повторяют тот же тип значения. Следовательно, семантика каждой части речи, представляя собой набор таких общих значений, определяет возможную классификацию слов на этом основании (см. в главе 5 о лексико-семантических группах). “Оформление” в смысле “придание формы” данного языка значению находится в зависимости не только от системы рубрик номинации (частей речи), но и от сложившейся в языке системы эмоционально-оценочных категорий, опирающихся на физические (по преимуществу) категории и признаки. Так, этические оценки возникают на основе: а) пространственных значений “большое – маленькое”, “широкое – узкое”, “глубокое – мелкое”, “высокое – низкое”, “безграничное – ограниченное” (широкий взгляд на вещи, мелкая душонка, высокие помыслы, ограниченный ум и т.п.); б) значений “целое – разрушенное” (собранный, собраться – разбросанный, рассеянный, несобранный и т.п.); в) значений “полный (наполненный) – пустой”; г) значений “открытый – закрытый” (распахнутый–замкнутый); д) значений “прямой – кривой” (лукавый, лукавить, кривить душой, кривотолки, кривляться, ломаться); е) значений “свое – чужое” (наш – не наш, посторонний, со стороны, в стороне, сторонний, близкий, далек от всего). Культурно-социальные условия предопределяют формирование значений, которые образуют семантическую основу образной системы национальной поэзии и фразеологии. В основе этой системы значений лежат следующие семантические группы имен: а) слова с широким конкретным значением пространства – поле, простор, дорога, путь, пустыня, степь, лес; б) слова со значением времени – утро, день, вечер, ночь, весна, лето, осень, зима; в) слова, обозначающие явления природы, – небо, земля, ветер, буря, туча, солнце, гроза, вода; г) слова с общим значением “свет – тьма” – свет, звезда, светило, тьма; д) слова со значением источника света – огонь, факел, искра, пламя; е) слова – названия растений и животных – дерево, береза, дуб, рябина, клен; медведь, заяц, лиса, волк; ж) слова – названия элементов среды обитания – дом, крыша, окно, стена; з) слова – названия тела человека – голова, уши, руки, ноги, душа, сердце. Своеобразными микросистемами, демонстрирующими системные отношения между лексико-семантическими вариантами слова [2], имеющими одинаковое звучание, являются многозначные слова (см. о них в гл. III). 2. О лексико-семантических вариантах слова см. главу 3, § 2 настоящей работы. В них системность семантики проявляется во вторичных наименованиях, во вторичной номинации, в которой живет прямая номинация. И различия в прямых номинативных значениях слов разных языков проявляются в характере их переносных значений. Так, на первый взгляд семантика русского вода и французского eau одинаково представляет Н2О, но во французском eau получает еще и значение “раствор”, а в русском вода – “нечто пустое, бессодержательное”. Таким образом, системные отношения между лексико-семантическими единицами, такими, как однозначное слово или ЛСВ слова, определяются разными факторами и проявляются на разных уровнях. Группировки слов могут основываться на общности явлений внеязыковой действительности; получаемые объединения носят название тематических групп. Слова могут объединяться в группы на семантической основе, на основе близости значений, образуя лексико-семантические группы разного строения. Семантическим объединением ЛСВ является также многозначное слово. Кроме того, возникают системы эмоционально-оценочных категорий, образные системы поэтических средств и т.д. И одно и то же слово (или ЛСВ слова) оказывается элементом разных семантических систем и подсистем языка. В силу всех этих многочисленных и многообразных отношений слово (ЛСВ слова) приобретает ту необходимую ему семантическую глубину, ту содержательную объемность, без которых оно не могло бы существовать как единица сложнейшей системы языка. Глава 2. Значение как элемент системы. Компонентный состав значения Семантическая, смысловая сторона слова представляет собой сложное явление, точку приложения многочисленных и разнообразных сил: действительности, системы языка, общества, личности человека. Действительность находит отражение в тех элементах значения, которые соотносятся с признаками обозначаемых словами предметов, явлений, процессов, качеств и т.п. Система языка проявляется в таких сторонах значений, которыми они отличаются друг от друга, будучи соотнесены с одним и тем же “кусочком” внеязыковой действительности и т.п. Понимание языка как системно-структурного образования привело семасиологов к мысли о компонентной структуре лексического значения слова. Достижением современной семасиологии является понимание значения как сложного образования, состоящего из иерархически организованных “атомов” смысла. “Атомы” смысла называют по-разному: дифференциальными семантическими множителями, семантическими компонентами, семами и т.д. Мысль о компонентной структуре значения, об анализе этой структуры (компонентном анализе) является исключительно плодотворной и перспективной и привлекает многих лингвистов [1]. 1. Ср.: “Компонентный анализ играет исключительную роль, особенно при описании лексики, и ни одна адекватная теория смысла не может обойтись без процедур, обеспечивающих в той или иной степени компонентный анализ значений”. (Апресян Ю. Д. Современные методы изучения значений и некоторые проблемы структурной лингвистики. – В кн.: Проблемы структурной лингвистики. М., 1963, с. 113). Семантическими компонентами (семами и т.д.) называются элементарные единицы смысла, на которые может быть расчленено значение слова. Например, значение слова знать включает семы “иметь” и “информацию”; значение слова дом состоит из сем “здание”, “для жилья”; в значении слова легкий находим семы “имеющий”, “вес”, “незначительный”. Компонентный анализ значения исходит прежде всего из свойств и качеств (признаков) того отрезка действительности, который покрывается словом. Обращение к признакам явлений при анализе содержательной стороны слова важно по следующим причинам: 1) в основе названия лежат признаки той или иной реалии; 2) явления действительности могут быть охарактеризованы многими признаками, и разные языки избирают разные признаки предметов для образования на их основе значений слов; 3) признаки (свойства, качества), которые являются важными для данного языка, обычно служат основой для образования вторичных (переносных) значений слов, что вполне закономерно, так как названия переносятся по общности признаков; 4) объединение слов в лексико-семантические парадигмы (лексико-семантические и тематические группы) происходит на основании признаков, общих для данной группы слов; 5) сочетаемость слов (синтагматика) обусловлена в решающей степени наличием общего элемента в значениях сочетающихся слов. Сема является единицей содержания, и как таковая она соотносительна со значением. Одним из существенных признаков семантического компонента является его более высокая абстрактность по сравнению с лексическим значением в целом. Именно от этого качества компонентов зависит свойственная им гибкость, подвижность и при этом определенная устойчивость. Один и тот же компонент входит в значения разных слов, следовательно, он не может быть индивидуальным. Семантический компонент должен быть достаточно “гладким”, “безликим”, чтобы в равной степени входить в качестве составного элемента в значения разных слов. Об абстрактном характере семантических компонентов свидетельствует факт сочетаемости слов. Общеизвестно, например, что близкие по значению глаголы имеют одинаковую форму управления. Ясно, что данная форма управления (ср. форму “о ком-чем”, обозначающую предмет мысли, речи, заботы: думать, говорить, печалиться, заботиться о ком-чем) представляет содержательную единицу очень высокой степени абстракции, которая поэтому не может соотноситься с одним лексическим значением в силу его большой конкретности. Грамматическая форма управляемого слова должна соотноситься с чем-то равным или близким ей по уровню абстракции, т.е. не со всем значением, а с его семантическим компонентом. А в таком случае компонент лексического значения является связывающим звеном между содержанием слова и грамматическим значением формы управляемой. И компоненты, выявленные на основе дистрибуции, будут неизбежно носить характер абстрактный, характер семантической категории. Компоненты, на которые может быть разложено значение слова, характеризуются прежде всего по тому, какие аспекты значения они представляют: предметно-логический (аспект отражения действительности) или коннотативный (аспект отношения говорящего к предмету). Семы предметно-логического плана иерархически организованы, т.е. между ними наблюдаются родо-видовые отношения. Так, во-первых, выделяются архисемы, т.е. семы, которые свойственны целым группам слов. На основе архисем происходит объединение слов в разного вида лексико-семантические группы. Например, архисема “речь” объединяет в группу глаголы говорить, сказать, беседовать, разговаривать, рассказывать, повествовать и др., сема “цвет” является общей для слов синий, зеленый, красный, желтый и др., архисема “головной убор” оказывается тождественной для слов шапка, кепка, шляпа, панама, берет и др. Во-вторых, в значениях слов обнаруживаются дифференцирующие семы, т.е. такие семы, которые отличают (дифференцируют) значение данного слова от семантически близкого к нему слова. Например, значение глагола шептать включает семы “говорить”, “очень тихо”, а глагола кричать – “говорить”, “очень громко”. Сравнение этих значений приводит к выделению дифференцирующих сем “очень тихо” и “очень громко” и архисемы “говорить”. Дифференцирующие семы, отражая различные признаки явления действительности, могут быть “описательными, которые отражают внешние особенности объекта (размеры, внешний вид, устройство и т.п.) и относительными, отражающими отношения данного предмета к другому (назначение, функция, местоположение и пр.)” [2]. 2. Гак В.Г. Сопоставительная лексикология. М., 1977, с. 14-15. Так, в значении слова берег описательной будет сема “край суши у водной поверхности”, а относительной функциональная сема “то, что держит, ограничивает воду”, откуда появляется сема “то, что ограничивает что-либо”, реализуемая в сочетаниях берега жизни, берега счастья и т.п. Потенциальные семы возникают на основе ассоциаций, они отражают не основные признаки явления, а все то, что может характеризовать предмет с большей полнотой, чем только дифференциальные семы. Потенциальные семы могут быть реализованы в переносных значениях или оставаться как содержательная возможность, создавая смысловую глубину и смысловую перспективу слова. Так, для значения слова небо “видимое над землей воздушное пространство в форме свода, купола” потенциальной является сема “высота”, реализуемая в примере Вот вырасту до неба. Таким образом, компонентный состав той части значения слова, в которой отражаются явления действительности, включает архисему, раскрывающие ее содержание дифференцирующие семы, а также потенциальные семы. Семы, несущие эмоционально-оценочную информацию, коннотативные элементы значения отражают особенности представления о называемом предмете, различные ассоциации, культурные традиции носителей языка. Таковы, например, сема “трусливость” в значении слова заяц, сема “нежность” в значении слова береза, связанные с культурой русского народа. Предмет “вода” ассоциируется у русских с жидкостью, причем эта ассоциация оценивается отрицательно (ср.: жидкие аплодисменты, жидкий доклад). Отсюда такое оценочное употребление слова: В книге – одна вода. Еще до того, как компонентный анализ стал применяться при исследовании значения слова, разложение значения на составляющие его более простые элементы применялось в толковании значений в словарях. Так, в книге Д.Н.Шмелева “Очерки по семасиологии русского языка” приводится пример определения значений нескольких слов, обозначающих сходные предметы, в “Словаре русского языка” С.И.Ожегова: бадья – “широкое, низкое деревянное ведро”; ведро – “сосуд цилиндрической формы с ручкой в виде дужки для ношения жидкостей, сыпучего”; сосуд – “вместилище для жидкости, газа и т.п.”. И значение слова бадья включает такие семы: “ведро” + особая форма + материал [3]. 3. См.: Шмелев Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. М., 1964, с. 103. 1. Компонентный состав значения слова бадья был установлен в результате сопоставления предмета “бадья” с рядом сходных предметов (“ведро”, “сосуд” и т.д.) и выделения признаков, отличающих бадью от ведра. Этот прием выделения семантических компонентов – на основе обращения к предметам, явлениям внеязыковой действительности – дает хорошие результаты, если речь идет о наблюдаемых непосредственно, “впрямую” предметах, явлениях. Так, явление, обозначенное словом гореть, может быть охарактеризовано тремя признаками: свет, тепло, уничтожение; явление, обозначенное словом говорить, включает признаки звук, информация, общение и т.д. Если же предмет, явление и т.п. не наблюдается непосредственно, этот прием не может дать надлежащих результатов. 2. Второй прием – сопоставление исходного, номинативного значения многозначного слова с его переносными значениями. Так как появление производных значений происходит нередко как перенос названия на основании общих признаков, в переносном значении может проявиться какой-либо компонент прямого значения. Более подробно об этом говорится в 3-й главе (“Деривационные отношения и значение слова”). 3. Весьма эффективным приемом выделения семантических компонентов является сопоставление анализируемого значения слова со значениями слов, образующих с анализируемым лексико-семантическую парадигму. Как замечает Д.Н.Шмелев, “слово может рассматриваться как член определенной лексико-семантической парадигмы, точнее – ряда парадигм, объединяющих слова на основе того или иного семантического признака” [4]. 4. Шмелев Д.Н. Указ соч., с. 129. Анализ всех парадигм, в которые входит данное слово, с целью выявления того, чем отличается значение данного слова от значений других членов парадигмы, в идеале должен привести к выделению всех сем, образующих данное значение. Рассмотрим для примера компонентный состав значения прилагательного лысый. В парадигме лысый – волосатый, помимо других отличий, значения отчетливо противопоставляются по признаку “наличие – отсутствие”, и в значении слова лысый (лысая голова) на этом основании выделяется семантический компонент “не имеющий” (волос). Члены парадигмы лысый – непокрытый (непокрытая голова) противопоставляются по признаку “то, что отсутствует” (на голове). На основе этой оппозиции выделяется второй семантический компонент, входящий в значение слова лысый, – (не имеющий) “волос”. Анализ парадигмы лысый – бритый приводит к выделению компонента “вследствие выпадения”, и в целом значение анализируемого слова получает такой вид: “не имеющий волос вследствие выпадения”. Получилось полное содержательное определение значения, состоящее из трех сем. Гораздо менее информативным является словарное определение “с лысиной” (МАС, II, 279). В данном случае парадигматический анализ позволил выделить все семантические компоненты, образующие значение слова лысый, однако обычно выделение каждой семы таким путем оказывается невозможным, так как не находится в языке парадигм, члены которых противопоставлялись бы по каждой семе. Как отмечает Д.Н.Шмелев, “дифференциальные семантические признаки не распределены симметрично и равномерно между словами той же группы (той же лексико-семантической парадигмы). Это приводит к тому, что, по существу, в большей части случаев невозможно дать исчерпывающего разложения слова на семантически сопоставимые элементы” [5]. 5. Шмелев Д.Н. Об анализе семантической структуры слова. – В кн.: Zeichen und System der Sprache. Bd III. Berlin, 1966, S. 104. Необходимым этапом при определении компонентного состава значения является исследование его сочетаемости с другими словами. Каждая часть речи имеет свой набор сочетающихся с ней слов, причем между сочетающимися словами обнаруживается явление так называемого семантического согласования, проявляющееся в наличии в значениях сочетающихся слов общего семантического компонента. Подробнее об этом говорится в 4-й главе. Исследование значения слова с помощью разложения на компоненты позволяет представить его как определенным образом организованную структуру. Мы можем говорить, что существует структура значения, образуемая архисемой, дифференциальными семами, потенциальными семами, коннотативными семами, выражающими эмоции, оценки и т.п. – в определенной последовательности. Компонентный анализ значения слова свидетельствует о действии на уровне семантики механизмов, которые имеют место и на уровне словообразования. Так, рассматривая соотношение значений морфем и всего слова, М.В.Панов пишет: “Между смыслом частей и смыслом целого получается зазор, люфт. Это обычно для слова, это норма для него...” [6]. 6. Панов М. В. О слове как единице языка.–Ученые записки МГПИ В.И.Ленина, 1956, т. 51. вып. 5. М., с. 147. Там же приводится пример. Слова дневник, вечерник, ночник, утренник, образованы от прилагательных с помощью суффикса – ик. На основе значения частей мы должны были бы определить значения слов как “относящийся к чему-либо вечернему, ночному и т.д.”. “Однако значение этих слов не сводится к значению их компонентов; оно включает то, о чем сами эти компоненты не говорят: вечерник – студент вечернего факультета” и т.п. [7]. 7. Там же. То же можно сказать и о соотношении смыслов семантических компонентов и значения слова как целого. Очевидна, например, несводимость значения глагола тараторить к его компонентному составу “говорить”, “быстро”, “без умолку” (МАС, IV, 465) или значения глагола заладить к его семам “говорить”, “одно и то же”. Следовательно, есть основания говорить об общем принципе соотношения частей и целого, который, разумеется, в каждой из областей – словообразовании и семантике – имеет свои особенности. Список литературы к главе 2 Арнольд И.В. Потенциальные и скрытые семы и их актуализация в английском художественном тексте. – Иностранные языки в школе, 1979, № 5. Гинзбург Р.С. Значение слова и методика компонентного анализа. – Иностранные языки в школе, 1978, № 5. Гулыга Е.В., Шендельс Е.И. О компонентном анализе значимых единиц языка. – В кн.: Принципы и методы семантических исследований. М., 1976. Комлев Н.Г. Компоненты содержательной структуры слова. М., 1969. Глава 3. Деривационные отношения и значение слова § 1. Однозначные и многозначные слова. Деривационные отношения как свойство многозначного слова Слова как единицы языка могут быть однозначными и многозначными. Однозначное (моносемичное) слово представляет собой единство звучания и одного значения. Такое однозначное соответствие звучания и значения делает материальную оболочку слова основным, главным показателем (репрезентантом) соответствующего значения, и восприятие, осмысление однозначных слов осуществляется при преимущественной опоре на их материальный (звуковой) облик. Моносемичные слова достаточно широко представлены в словарном составе русского языка. По данным МАС, к ним относятся существительные азарт, аншлаг, блузка, конюх и др., прилагательные дородный, дошлый, мелодичный, наваристый и др., глаголы жадничать, заблудиться, застонать, измокнуть и др., наречия нацело, нахрапом, незадолго и др. Многозначные (полисемичные) слова представляют собой единство одного звучания и двух или нескольких значений. Характерной особенностью многозначного слова является взаимосвязанность, взаимодействие образующих его значений. Это последнее создает дополнительные возможности изучения значения: сравнивая взаимосвязанные значения, мы выделяем в них общие семантические компоненты, устанавливаем причины появления производных значений и т.д. Отношения зависимости (производности) между значениями многозначного слова называют деривационными отношениями. Обычно, когда говорят об отношениях производности (деривационных отношениях), имеют в виду словообразовательную производность, например, голубой – голубизна, читать – читатель, ночь – ночевать и т.п. Аналогичные отношения имеют место и между значениями многозначного слова. Деривационными отношениями связаны, например, значения слова лицо “передняя часть головы человека” (приятное лицо) и “отдельный человек в обществе” (частное лицо), значения слова добрый “относящийся к людям с расположением, проникнутый сочувствием к ним, готовый помочь” (добрые люди) и “выражающий расположение, сочувствие, отзывчивость” (добрая улыбка), значения слова жить “существовать, быть живым” (мне бы жить и жить, сквозь годы мчась) и “вести тот или иной образ жизни” (жить припеваючи) и т.п. Говоря о деривационных отношениях между значениями многозначного слова, мы исходим из современных отношений между ними, как они (отношения) осмысливаются и определяются современным языковым сознанием. Исторические процессы, приводящие к появлению производных значений, здесь не рассматриваются. Таким образом, первой характерной чертой многозначного слова является деривационная связь между его значениями. Вторая его особенность заключается в том, что все значения полисемичного слова получают одинаковое материальное выражение, одинаковую звуковую форму. Важность этого признака отмечается многими лингвистами. Так, Д.Н.Шмелев подчеркивает, что “употребление слова в различных по смыслу словосочетаниях не разрушает семантического единства и тождества слова, опирающегося на тождество его звуковой формы”. И далее: “Именно языковая данность: то, что перед нами одна звуковая единица, и является решающим доводом в пользу того, чтобы считать ее одним словом” [1]. 1. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973, с. 74, 75. Ср. замечание С.Д.Кацнельсона о том, что “единство звуковой формы существенным образом воздействует на смысловое содержание слова, вторгаясь в сферу семантики”. (Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение и обозначение. М.–Л., 1965, с. 61). Многозначное слово представляет собой нежесткую, открытую структуру с нестрого фиксированным количеством значений. § 2. Структура многозначного слова Многозначное слово как единство одного звучания и нескольких значений является единицей языка. В речи, в употреблении мы обычно имеем дело с одним значением многозначного слова, “облеченным” в соответствующую звуковую оболочку, т.е. с лексико-семантическим вариантом слова. Термин “лексико-семантический вариант” (ЛСВ) слова впервые употребил А.И.Смирницкий, чтобы обозначить “такие варианты слова, которые различаются своими лексическими значениями (причем различие между этими значениями не выражается в их звуковых оболочках)”... [2]. 2. Смирницкий А. И. К вопросу о слове (Проблема “тождества слова”). – В кн.: Труды Института языкознания АН СССР, 1954, т. IV, М., с. 36. Например, разными ЛСВ слова сильный являются его реализации в сочетаниях сильный человек, сильная воля, сильная армия, сильный ветер, сильный ученик и т.п. Другой возможный вариант – лекса (по соотношению семема – сема, морфема – морф, лексема – лекса) – не получил распространения. Деривационные отношения между значениями многозначного слова обусловливают иерархический характер его структуры: одно из его значений является исходным, непроизводным, а остальные значения – вторичными, производными от исходного значения слова или от других производных значений. Вот как выглядит, например, структура многозначного прилагательного кислый: исходным для него является значение (I) “имеющий своеобразный острый вкус, напоминающий вкус лимона, уксуса, клюквы” – кислые яблоки. Производными от него являются значения (2) “закисший вследствие брожения, приготовленный путем квашения” – кислая капуста, (3) “испорченный в результате брожения” – кислая картошка, (4) “недовольный, унылый” – кислое настроение. Значение (4) является производящим для значения (5) “выражающий недовольство, уныние” – кислая гримаса [3]. 3. При описании семантической структуры слова кислый мы использовали словарную статью в МАС (II, 65), внеся в нее некоторые коррективы. Схематически иерархические отношения между значениями можно изобразить так. Различающиеся отношениями производности значения многозначного слова по-разному характеризуются и с точки зрения их отношения к действительности. По этому признаку выделяются прежде всего номинативные значения. Они непосредственно направлены “на предметы, явления, действия и качества действительности (включая сюда и внутреннюю жизнь человека) и отражают их общественное понимание” [4]. 4. Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слова. – Вопросы языкознания, 1953, № 5, с. 12. Номинативные значения являются обычно свободными, круг их употребления, круг их связей “соответствует связям и отношениям самих предметов, процессов и явлений действительного мира” [5]. 5. Там же. В нашем примере со словом кислый номинативными являются значения (1), (2) и (3). Если у слова несколько номинативных значений, одно из них является основным, номинативно-непроизводным, а другие – номинативно-производными. У слова кислый, например, значение (1) номинативно-непроизводное, а (2) и (3) номинативно-производные – ведь чтобы говорить о кислой капусте или кислой (испорченной) картошке, надо уже иметь сформированным значение, отображающее кислый вкусовой признак. Как отмечают исследователи, номинативно-производное значение обязательно включает в свой состав одну или несколько сем актуальных или потенциальных, имеющихся в основном значении [6]. 6. См.: Копыленко М.М., Попова 3.Д. Очерки по общей фразеологии. Воронеж, 1978, с. 56 и сл., с. 63. Например, номинативно-производное значение слова высокий “расположенный на большом расстоянии вверх” – высокий потолок – включает семы исходного значения “большой”, “по направлению к верху”, у слова кислый значения (2) и (3) целиком включают значение (1). Другим признаком номинативно-производного значения является то, что оно выступает единственным прямым наименованием соответствующего явления действительности. Совсем иной характер имеет метафорическое значение слова, или метафора. Два признака характеризуют метафору. Во-первых, метафора характеризуется семантической двуплановостью. В метафорическом значении, которое всегда является переносным, совмещаются, взаимодействуют “предшествующее” и “последующее” значения слова, они “объединяются на основе какого-либо общего признака обоих сравниваемых предметов, наиболее существенного с точки зрения субъекта речи” [7]. 7. Черкасова Е.Т. Опыт лингвистической интерпретации тропов (метафора). – Вопросы языкознания, 1963, № 2, с. 36. Ср. аналогичные утверждения С.Д.Кацнельсона: “употребление значений типа “младенец II” (т.е. значения “неопытный, неумелый, наивный человек” – авт.) необходимо предполагает совместное присутствие в сознании двух значений – переносного и прямого” (Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение и обозначение. М.–Л., 1965, с. 71). См. также: Гак В.Г. К проблеме общих семантических законов. – В кн.: Общее и романское языкознание. М., 1972, с. 149-152. Автор изображает схемы разного вида метафор и формулирует общую типологию метафорических номинаций, в которой различает полный метафорический перенос и частичный метафорический перенос. Во-вторых, метафора характеризуется образностью, наличием оценочного момента. “Взаимодействие основного (прямого, конкретно-предметного и производного значений видоизменяет и осложняет номинативную функцию слова: оно уже служит не только средством наименования того или иного предмета, но также (и в этом специфика метафоры) средством выражения субъективной оценки предметов и явлений действительности со стороны говорящего” [8]. 8. Черкасова Е.Т. Указ. соч., с. 35. “Субъективное начало в слове запечатлевается в виде экспрессивности самого слова” [9]. 9. Там же, с. 36. Правда, далее отмечается (применительно к метафорическому значению слова золотой в сочетании золотые кудри), что “в силу специфики признака и узуальности употребления экспрессивный элемент выявляется очень слабо”. Думается, что и семантическая двуплановость, характеризующая метафорическое значение, может со временем утрачиваться, особенно если метафора возникает на основе ассоциативного элемента, т.е. потенциальной семы. Так, у прилагательного кислый (с. 23) метафорическим является значение (4). Оно возникает в результате объединения значения (1) и значения “недовольный, унылый” на основе общего ассоциативного элемента – представления о специфической гримасе недовольства, появляющейся на лице и при восприятии кислого вкуса, и при наличии унылого, недовольного эмоционального состояния. Экспрессивность метафорического значения слова кислый и однокоренного глагола киснуть становится очевидной при сравнении таких примеров: – Что ты такой унылый? и Что ты такой кислый? – Держись крепко, старик, не кисни и Держись крепко, не унывай. Некоторые ученые даже считают, что метафорические значения “не имеют самостоятельной номинативной функции и употребляются как средство экспрессивной характеристики” [10]. 10. Кацнельсон С.Д. Указ. соч., с. 72. По этому поводу можно заметить, что, во-первых, экспрессивная функция слова невозможна, если у него нет определенного содержания, в какой-то степени отображающего и явления действительности, а во-вторых, ЛСВ с метафорическим значением при первичном употреблении обычно выступают в экспрессивно-оценочной функции, а затем могут употребляться как номинативные единицы. Ср. возможный пример употребления ЛСВ каша с метафорическим значением “беспорядочное смешение чего-либо, путаница” в таком тексте: В моей голове была самая возмутительная каша. И в этой каше я должен был незамедлительно разобраться. В этом же ряду типов лексических значений должно быть рассмотрено и символическое значение слова. Подобно другим видам производных значений, символическое значение отражает действительность, которая представлена в нем как обобщение. Отличает же его от других значений прежде всего то, что можно определить, как возможность “развертывания свернутого смыслового содержания [11]. 11. Философская энциклопедия. Т. 5. М., 1970, с. 10. С точки зрения лингвистической интерпретации этого положения метафора реализуется в строгом ограничении контекста и акта номинации. Так, слово дождь в переносном значении обозначает “большое количество чего-либо падающего, сыплющегося”: дождь цветов, конфетти, искр и т.п.; осёл – “упрямый, глупый человек” и т.п. Если же взять слово свет в символическом значении, то оно может сочетаться с неограниченным количеством слов самого разнообразного содержания: свет разума, знаний, науки, молодости, нежности, любви, революции и т.д. Будучи языковым знаком, символ означает всеобщее, а называет единичное, но в отличие от обычного слова слово-символ представляет очень абстрактное содержание – непредставимое в форме представимой. “Символ, который уже по самой своей природе является некоей общностью, обязательно указывает на все то единичное, что под него подпадает, а все единичное, на что символ указывает, обязательно свидетельствует о той обобщенной сфере, куда оно относится” [12]. 12. Лосев А.Ф: Логика символа. – В кн.: Контекст-72. М., 1973, с. 187. Итак, класс однородных явлений обозначает метафора, а класс разнородных – символ. Но в этой разнородности наличествует обобщенное содержание, в котором развертывается символ: свет знания, свет радости, свет разума и т.д. Это бесконечное развертывание содержания, однако, не превращается в голую абстракцию, потому что содержание воплощено в конкретном явлении (свет), имеющем чувственную и, следовательно, представимую основу. Для появления символа (речь идет о символическом значении слова) важно, что по семантике представляет собой слово – тело данного символа. Оно должно обладать богатыми и разнообразными лексическими связями, которые бы обнаружили неисчерпаемость собственно денотативного значения слова: его общественную значимость, большой социальный масштаб. Именно таким условиям отвечают слова свет, огонь, земля и т.п. Социальная роль таких слов может быть общезначимой, но она может ограничиться и пределами нации (береза для русского народа). В “телесности” абстрактных значений символа состоит преимущество этого вида значений слова, если сравнить его с обычными словами абстрактного значения. Иерархическая структура многозначного слова может быть представлена в виде такой схемы: номинативно-непроизводное значение значение исходное, первичное номинативно-производные значения значения неисходные, вторичные, производные метафорические значения символические значения   Вторичные, производные значения многозначного слова могут появляться на основе признака предмета, отраженного в исходном значении слова. Таковы, например, переносные значения слов голова “передняя часть (движущегося отряда, группы и т.п.)” – голова колонны, голова эскадры (ср. исходное значение “верхняя часть тела человека, верхняя или передняя часть тела животного...”); легкий “незначительный, небольшой, слабый (по величине, силе, степени проявления)” – легкий мороз, легкий туман (ср. исходное значение “незначительный по виду”); гореть (быстро изнашиваться, рваться” (т.е. уничтожаться) – на ней все горит, особенно башмаки (ср. исходное значение “поддаваться действию огня, уничтожаться огнем”). С другой стороны, основанием для появления производных значений могут быть признаки, присущие предмету, явлению, но не отраженные в исходном значении. Так, у слова облако находим значение “легкая тень, едва уловимое проявление какого-либо настроения, состояния” – облако задумчивости, облако грусти, – которое возникает на основании признака прозрачности, летучести, не включенного в исходное значение слова; у слова нос значение “передняя часть судна, самолета и т.п.” – нос лодки, нос самолета – возникает на основе признака, отсутствующего в словарном определении значения (см. МАС, II, 696). Наконец, производные значения могут возникать на основе разного ряда ассоциаций, оценок, разного рода коннотаций, сопровождающих исходное значение слова. Это особенно характерно для качественных прилагательных. Так, например, значения прилагательного черный “отрицательный, плохой” – черные стороны жизни, “горестный, безрадостный, тяжелый” – черные думы, черная тоска, “злостный, низкий, коварный” – черная зависть, черная душа берут начало от ассоциативного представления о чем-то плохом, неприятном, зловещем, сопровождающего восприятие черного цвета. Аналогичным путем возникают оценочные значения у “параметрических” (размерных) прилагательных (высокая награда – низкая душа, глубокие познания – мелкая душонка, широкое чувство – узкий специалист, большой ученый – маленький человек и т.п.) Различия в причинах появления производных значений определяют и основные виды связи производного значения с исходным. 1. Как показывают наблюдения, основным, наиболее распространенным является такой вид семантической связи двух значений, при котором они объединяются общим семантическим компонентом. Например, исходное значение прилагательного печальный “испытывающий чувство печали” – я был очень печален, печальное сердце – и его номинативно-производные значения (2) “включающий чувство печали” – печальные мысли, печальная надежда, значение (3) “проходящий в печали” – печальная жизнь, печальное детство, значение (4) “выражающий чувство печали” – печальная улыбка, печальные глаза, значение (5) “вызывающий чувство печали” – печальные берега, печальная музыка – связаны общей, тождественной для них семой “чувство печали”. Причем эта сема является вполне реальной, она входит во все пять значений этого слова. Общей тождественной семой “пропитанный водой” объединяются первые два значения существительного грязь: “размякшая от воды земля, почва” и “морской или озерный ил как лечебное средство” (МАС, I, 476). Общая сема “совокупность” обнаруживается во всех значениях слова группа (МАС, I, 473). В разных значениях глагола виться: “обвиваться вокруг чего-либо” – вверх по веревочкам вились длинные тонкие побеги (повители), “закручиваться, завиваться” (о волосах) – ... борода ... вьется прядями, “извиваясь, пролегать, протекать” – между садов вьется тропа, “подниматься, извиваясь кольцами, спирально” – струйки дыма вились в ночном воздухе и т.п. – находим общую сему “криволинейно, по кривой”. Связь между значениями полисемичного слова, которая проявляется в наличии у них общей, тождественной семы, целесообразно назвать тождесемной связью (отношением). Тождесемная связь возможна как между номинативными, так и между номинативным и метафорическим значениями слов. Можно говорить о двух разновидностях тождесемной связи. Во-первых, вторичное значение объединяется с исходным реальным семантическим компонентом, входящим в структуру того и другого значения. См. приведенные выше примеры. Реальный семантический компонент может объединять исходное и метафорическое переносное значение. Например, у прилагательного легкий на основе семы “незначительный” связываются с исходным значением такие метафорические его значения, как “едва заметный” – легкая улыбка, легкий вздох, “слабый, неглубокий” – легкая дремота, “оказывающий слабое действие, некрепкий” – легкое вино, легкий табачок. Такой вид тождесемной связи назовем актуальной тождесемной связью. Особенно широко он представлен в отношениях между номинативными значениями слов. Во-вторых, общая сема, объединяющая два значения, может реально присутствовать только в производном значении, а по отношению к исходному значению выступать как потенциальная, ассоциативная. Таковы связи между значениями слов облако, нос (с. 27). У прилагательного печальный можно выделить метафорические значения оценочного характера “достойный сожаления, вызывающий сожаление” – печальное происшествие, печальная участь директора совхоза – и значение “неприятный, вызывающий досаду” – печальная необходимость, печальная известность, – которые связаны с исходным значением потенциальной семой “неприятный”, возникающей на основе того, что чувство печали является неприятным чувством. Связи на основе потенциальных сем исходного значения обусловлены тем, что слово (и ЛСВ слова) обладает широким семантическим потенциалом, его содержательная сторона включает не только актуализированные семы, но и целые серии потенциальных сем, “подсказываемых” характером денотата, различными ассоциациями, вызываемыми денотатом или возникающими при употреблении слова, необходимостью выражения оценки, т.е. отношения субъекта к предмету, а также культурно-историческими традициями. Связь на основе потенциальной семы можно назвать потенциальной тождесемной связью. 2. Другим видом связи между значениями многозначного слова является такая связь, при которой вторичное значение включает в свой состав исходное значение целиком как семантический компонент, в “свернутом” виде. Этот вид связи нередко встречается в многозначных существительных. Ср.: шерсть (1) “волосяной покров млекопитающих” – ... на лошади шерсть была длинная, как на болонке; (2) “такой покров, состриженный или вычесанный с животных (обычно овец, коз, верблюдов) как волокно для пряжи” – Оба они... ехали теперь продавать шерсть; (3) “пряжа, нитки из такого волокна” – Большой клубок красной шерсти лежал на полу...; (4) “ткань из такой пряжи” – платье из шерсти. Как видим, каждое последующее значение строится по формуле: “предыдущее значение + дополнительный семантический компонент”. Так, второе значение образуется из первого (“такой покров”), к которому добавлена сема, указывающая на новое качество волосяного покрова. В третьем значении находим соответственно значение (2) (“такое волокно”) и указание на новое его состояние – в виде пряжи, ниток и т.д. Такая семантическая связь встречается и у многозначных прилагательных, хотя для них она менее характерна. Учитывая специфику рассмотренной связи, ее можно назвать включающей связью (отношением). Включающая связь обнаруживается, например, между значением (1) и значениями (2) и (3) прилагательного кислый (с. 23). Таким образом, семантическая связь между значениями многозначного слова может быть тождесемной или включающей, а тождесемная связь – актуальной или потенциальной. Структура многозначного слова: типы производных значений и направления их развития, характер деривационной связи их с непроизводными – во многом определяется категориальной принадлежностью слова. Каждая из частей речи, различаясь абстрактным категориальным значением предметности, признака, процессуальности, признака признака, осуществляет эту семантику не только в исходном, но и в производных значениях, которые формируются в направлениях, специфических для каждой части речи. Говоря о семантической специфике имен существительных, следует прежде всего отметить их неоднородность. Современные исследователи [13], рассматривая употребление слова в связной речи, выделяют две его коммуникативные функции: функцию названия – идентифицирующую – и функцию обозначения (сообщения) – предикатную. 13. См.: например: Арутюнова Н.Д. Коммуникативная функция и значение слова. – НДВШ. Филологические науки. 1973, № 3, с. 42-54. Наиболее приспособлены к выполнению первой функции дейктические слова (местоимения) и имена собственные, “обладающие свойством уникальной референции” [14]. 14. Там же, с. 43. К выполнению предикатной функции наиболее приспособлены имена прилагательные и глаголы, т.е. “слова, обладающие только понятийным содержанием, сигнификатом, и сами по себе не приспособленные к денотации” [15]. 15. Там же, с. 44. Что касается существительных нарицательных, то они представляют собой “бифункциональные знаки”, способные к выполнению любой коммуникативной функции. Семантическая структура значения нарицательного имени включает в качестве основы определенное понятийное содержание (сигнификат имени – см. подробнее часть I наст. работы), образуемое общими признаками класса однородных предметов. Эта понятийная основа создает условия для денотативного употребления ЛСВ слова, т.е. для обозначения индивидуального предмета. Ср. такие употребления слова воробей: Воробей не боится городского шума и Храбрый воробей схватил хлебную крошку под самым носом у кошки и взлетел на дерево. Среди многозначных нарицательных существительных в большей степени приспособлены к выполнению идентифицирующей (назывательной) функции ЛСВ с номинативными значениями. См. выше примеры со словом воробей, см. также примеры употребления слов голова, медведь: Лысая голова деда прикрыта старой кепкой; Голова колонны вышла на площадь; Медведь спит зимой в берлоге и т.п. Для таких ЛСВ характерны следующие семантические признаки: 1) ясно выраженная отнесенность к явлению, предмету (денотату); 2) значение многокомпонентно; 3) компоненты разнородны; 4) наличие достаточно четких границ того, что обозначается существительным; 5) “нелюбовь” к образованию антонимических отношений; 6) “денотативный” характер синонимии; 7) отсутствие соотносительных абстрактных имен [16]. 16. См. Арутюнова Н.Д. Указ. соч., с. 46. Предикатную (обозначающую) функцию с большим эффектом выполняют ЛСВ с метафорическим, в частности, оценочным значением, например: Вовка – настоящий бездельник; Какой же ты медведь, все ноги отдавил; Иван Петрович – голова и т.п. Такого рода ЛСВ характеризуются: 1) тенденцией к отрыву от денотата, абстрактности, 2) стремлением к элементарности, однокомпонентности значений, 3) развитостью антонимических связей, 4) “объективностью” вызываемого представления при известной свободе употребления [17]. 17. См. Арутюнова Н.Д. Указ. соч., с. 49. Появление среди многозначных существительных ЛСВ, нацеленных на выполнение предикатной функции, может быть связано с процессом десемантизации, проявляющимся в утрате номинативных функций, в “вышелушивании” лексического значения, что обнаруживается в названиях отвлеченных понятий вид, дело, сила, род, имя, раз. Ср.: Фильм – сила; Он – раз его по башке; Жизнь – дело грубое и т.п. Аналогичные процессы десемантизации охватывают родовые обозначения конкретных предметов вещь, человек, женщина, мужчина и т.п. Интересный материал, отражающий направления развития производных значений, находим у Ю.Д.Апресяна [18]. 18. См. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: Синонимические средства языка. М., 1974, с. 193 и след. Так, у существительных с исходным значением действия отмечается регулярное [19] появление производных значений такого типа: “Субъект действия” (государственная власть – местные власти, замена старых кадров – подыскать себе замену), “объект действия” (выписка цитат – уничтожить выписку, набойка каблуков – резиновая набойка), “результат действия” (плавка стали – выдать первую плавку, пролом корпуса –- заделать пролом), “инструмент действия” (отопление помещения – ремонт отопления, передача движения – велосипедная передача), “место действия” (внезапная остановка – трамвайная остановка, проход запрещен – Где здесь проход?) и некоторые другие. 19. Определение понятия регулярной полисемии см.: Апресян Ю.Д. Лексическая семантика..., с. 189. Однако эти материалы ограничиваются показом только двух семантически связанных значений и не дают возможности представить типовые структуры многозначных существительных в целом. Кроме того, в них отсутствуют примеры семантического развития имен с исходным конкретным значением. Имена прилагательные (имеем в виду качественные прилагательные) характеризуются своими особенностями развития полисемии, обусловленными спецификой их семантики. Общеизвестно, что имя прилагательное обозначает признак предмета. Однако обобщение при формировании значения прилагательного имеет иной уровень по сравнению с существительным. Значение существительного формируется на основе обобщения разных признаков предметов одного класса, оно не выходит за рамки этих признаков, поэтому в нем отчетливо проявляется денотативная прикрепленность. Обобщение при формировании значения прилагательного проявляется в отвлечении какого-либо одного признака от предметов разных классов, не имеющих порой ничего общего, кроме этого отвлекаемого признака. И хотя отвлекается от предметов один и тот же признак, он не может быть равным самому себе, так как различны обладающие им предметы. Чтобы прилагательное могло своим значением отображать все разнообразие проявлений одного признака у предметов разных классов, наше языковое сознание пошло не по пути непосредственного отображения в значении признака каждого отдельного предмета, а по пути отображения реального, фактического признака через отношение к некоему существующему в сознании представлению о “норме”, об “эталоне” как точке отсчета для данного признака и для данного класса предметов. Представление о “норме” – категория субъективно-объективная, оно является более или менее общим для различных групп людей – профессиональных, территориальных, половозрастных и т.п. [20]. 20. Подробнее см. об этом в кн.: Шрамм А.Н. Очерки по семантике качественных прилагательных. Л., 1979, с. 17-23. Отношение признака к “норме” может быть двояким. Во-первых, признак может рассматриваться как превышающий “норму” или как недостающий до “нормы”, например, густая каша – жидкая каша, сильный ветер – слабый ветер, большой дом – маленький дом, молодая женщина – старая женщина. Прилагательное густой в первом сочетании обозначает, что признак консистенции у предмета “каша” превышает имеющееся в сознании представление о некоей “норме” для этого признака и для этого класса предметов, а прилагательное жидкий обозначает, что тот же признак у того же предмета оказывается меньше “нормы”. Аналогичные отношения – каждый раз к своей “норме” – выражают прилагательные в других приведенных примерах. Во-вторых, признак может рассматриваться как соответствующий “норме” или как не соответствующий “норме”, т.е. представлению о наборе каких-то показателей, необходимых и достаточных для утверждения о наличии данного признака. Например, признак, обозначаемый словом умный (умный ребенок), определяется на основе соответствия каких-то качеств предмета требованиям, образующим представление о “норме” для данного признака и для данного класса предметов, а слово глупый (товарищ прокурора был от природы очень глуп) обозначает признак на основе несоответствия тех же качеств “норме”. Аналогичные отношения обнаруживаются в парах здоровый (здоровый ребенок) – больной (больной ребенок), полезный (полезное насекомое) – вредный (вредное насекомое) и т.п. Из сказанного следует, что значение прилагательного более абстрактно, чем значение существительного, так как между ним и его денотатом находится представление о “норме” (своеобразная точка отсчета), по отношению к которому (а не непосредственно по отношению к денотату) оно формируется. Указанная специфика значения прилагательного проявляется в разных его характеристиках. 1. Прилагательное неспособно к иному функционированию в речи, кроме как в сочетании с существительным. В атрибутивном сочетании оно выполняет ту же коммуникативную функцию (идентифицирующую или предицирующую), что и определяемое существительное. Ср. значения прилагательного молодая в предложениях Молодая хозяйка вошла в комнату и Она – молодая хозяйка. В первом предложении “признак молодости характеризует денотат имени хозяйка”, а во втором “прилагательное связано с сигнификатом слова хозяйка, а не его денотатом” [21]. 21. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 1976, с. 11. А в предикативном употреблении прилагательное выполняет только функцию предицирующую (ср.: Моя хозяйка – молода). В атрибутивном употреблении в большей степени выявляется денотативный аспект значения прилагательного (обозначение признака конкретного предмета указанным выше способом), а в предикативном – сигнификативный (подведение предмета под класс, характеризуемый этим признаком). 2. Ориентированность значения прилагательного на денотат через посредствующую точку отсчета ведет к известному обеднению, стандартизации его (значения) компонентного состава. Состав архисем довольно ограничен, они выражают обычно либо отношение признака к предмету (наличие-отсутствие признака, степень его важности для предмета и т.д.), либо отношение признака к другому признаку (например, архисема “выражающий” в значении прилагательного веселый – веселая улыбка или архисема “вызывающий” в значении слова грустный – грустная погода и т.п.), либо отношение признака к точке отсчета (см. выше примеры полезное насекомое – вредное насекомое). Встречаются и другие архисемы, но они менее типичны для значений прилагательных. В числе актуальных сем обычно находим сему, раскрывающую существо признака, и сему, определяющую его место по отношению к точке отсчета. Ср.: тяжелый чемодан – 1) “имеющий”; 2) “вес”; 3) “большой, значительный”; легкий узелок – 1) “имеющий”; 2) “вес”; 3) “небольшой, незначительный”. Цифрой 1 обозначена архисема, цифрами 2 и 3 – дифференцирующие семы. Сема 2 содержит указание на признак, а сема 3 выражает его отношение к представлению о “норме” (т.е. к точке отсчета). 3. Бедность компонентного состава исходных значений прилагательных компенсируется широким диапазоном ассоциативных, потенциальных сем, на основе которых формируются разнообразные переносные значения в многозначных лексемах, характеризующиеся широкой сочетаемостью и включенностью оценочного компонента. Нередкое для прилагательных сведение переносного (метафорического) значения к выражению чистой оценки (примеры см. ниже) является проявлением того же процесса десемантизации, который мы отмечали у существительных. Сказанное подтверждается и материалами Ю.Д.Апресяна [22], который отмечает такие направления развития производных значений: “больше нормы х-а”–“высокая степень” (большой дом – большой размер, высокий человек – высокий рост, глубокая река – глубокие знания); “больше (меньше) нормы” – “положительная (отрицательная) оценка” (богатый крестьянин – богатый язык, низкий человек – низкие мысли); “имеющий свойство х” – “выражающий свойство х” (волевой человек – волевой голос, ласковый ребенок – ласковый взгляд) и некоторые другие. 22. См.: Апресян Ю.Д. Указ. соч., с. 212–215. 4. Кроме того, можно отметить такие общие направления развития производных значений: а) от обозначения конкретного признака физического предмета (в исходном значении) – к обозначениям признаков, не воспринимаемых органами чувств, часто с оценочным компонентом (ср.: чистая рубашка – чистые побуждения); б) от обозначения признаков человека, не воспринимаемых органами чувств, – к оценочным характеристикам предметов (ср.: умный ребенок – умная статья, слабые мышцы – слабый колхоз); в) от обозначения не воспринимаемых органами чувств признаков предметов – к оценочным характеристикам предметов (ср.: старая береза – старый строй, стойкий кирпич – стойкое сопротивление). Специфика строения многозначных глаголов и наречий требует для своего раскрытия специальных рассуждений, поэтому этот материал опускаем в целях экономии места. § 3. Что мы узнаем о слове в результате изучения его многозначности Описание многозначного слова, имеющееся в толковом словаре, не может удовлетворить исследователя как объект изучения. В словаре нередко бывают представлены не все значения слова, описание отдельных значений, показ их реализации по необходимости бывает очень кратким, отсутствуют характеристики типов производных значений и отношений между ними. Поэтому первой задачей при исследовании многозначного слова является задача выделения и различения свойственных ему значений на основе анализа достаточно большого количества текстов, содержащих примеры его употребления, т.е. на основе анализа сочетаемости слова. Тексты, примеры употребления разных ЛСВ многозначного слова являются необходимым и достаточным условием различения его значений. И это понятно. Ведь носители языка, обмениваясь информацией, обычно извлекают все необходимые сведения из текста. Значит, с помощью анализа текста можно определить, какое значение многозначного слова реализуется в одних случаях, в одних текстах, какое – в других, какое – в третьих. Более подробно об этом сказано в 4-й главе. Вторым шагом при изучении многозначного слова является установление того, каково содержание каждого выделенного значения. Эта задача решается разными приемами: путем анализа признаков предметов действительности, называемых тем или иным ЛСВ полисемичного слова, путем анализа семантических отношений между членами разных лексико-семантических парадигм, путем анализа явлений так называемого семантического согласования (подробнее об этом говорится в соответствующих главах II части). Третий шаг – установление типов лексических значений и характера семантической связи между значениями, о чем говорилось выше. На основе различий в направлениях связей между значениями ученые различают три типа многозначности: а) радиальную полисемию, когда все значения слова мотивированы одним и тем же – центральным – значением слова. Так, все значения слова клапан (реализуемые в сочетаниях клапан мотора, клапан фагота, сердечный клапан, клапан кармана) имеют общий компонент “часть предмета, прикрывающая отверстие в нем”. Радиальную структуру имеет и многозначное прилагательное последний, все значения которого строятся на базе первого значения “находящийся сзади всех в ряду однородных, такой, после которого нет продолжения”; б) цепочечную полисемию, характеризующуюся тем, что каждое новое значение мотивируется ближайшим к нему значением. Примером такой полисемии является слово шерсть (см. с. 29 наст. работы); в) радиально-цепочечную полисемию, которая является наиболее обычной. Примером такой полисемии является слово кислый (см. с. 23 наст. работы) [23]. 23. О типах полисемии см.: Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: Синонимические средства языка. М., 1974, с. 182. Примеры радиально-цепочечной полисемии прилагательных см. в книге: Шрамм А.Н. Указ. соч., гл. III. Семантические структуры многозначных прилагательных. Кроме того, при изучении многозначных слов следует учитывать отмеченные выше типовые структуры полисемии, обусловленные принадлежностью слова к той или иной части речи. По нашим наблюдениям, для многозначных прилагательных очень характерна радиальная полисемия, а для существительных – радиально-цепочечная. Список литературы к главе 3 1. Апресян Ю.Д. О понятиях и методах структурной лексикологии. – В кн.: Проблемы структурной лингвистики. М., 1962, с. 141-162. 2. Гак В.Г. К проблеме семантической синтагматики. – В кн.: Проблемы структурной лингвистики. 1971. М., 1972, с. 367-395. 3. Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение и обозначение. М.–Л., 1965, с. 40-75. 4. Медникова Э.М. Значение слова и методы его описания. М., 1974, гл. 2. 5. Степанова Г.В. Семантика многозначного слова. Калининград, 1978. 6. Шрамм А.Н. Очерки по семантике качественных прилагательных. Л., 1979, гл. 3. Глава 4. Синтагматическое отношение и значение слова § 1. Что такое сочетаемость слов. Сочетаемость (синтагматика) и валентность слова Сочетаемостью слова, его синтагматикой называют способность конкретного слова соединяться с другими словами при образовании предложений в связной речи. Сочетаемость, как и значение, является неотъемлемой стороной слова. Вместе со значением и звуковой оболочкой она придает слову качественную определенность, входит как составная часть в его характеристику. Термин “валентность” обычно употребляется для обозначения потенциальной сочетаемости слов, заложенной в языковой системе и определяемой категориальной принадлежностью слова. Тогда между валентностью и сочетаемостью устанавливается такое же отношение, как между возможностью и действительностью. Понятие дистрибуции, как явствует из словарного определения [1], шире понятия валентности, так как оно включает в себя все элементы актуализации слова в речевом окружении. 1. См. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966, с. 137. Сочетаемость слова, следовательно, определяется, с одной стороны, его принадлежностью к определенной части речи, а с другой – лексическим значением слова, его семантикой. При этом семантика слова уточняет, конкретизирует валентностные свойства слова как части речи. Например, то, что слова бояться, удивляться, надеяться присоединяют к себе в качестве зависимых слов имена существительные, определяется их вхождением в одну из групп глаголов (в группу косвенно-переходных глаголов). А то, что глагол бояться управляет формой родит. падежа (бояться мышей), удивляться – формой дат. падежа (удивляться словам), а надеяться – формой винит. падежа с предлогом на (надеяться на помощь), определяется семантикой глагола. § 2. Сочетаемость как показатель значения и причины этого отношения Некоторые ученые, стремясь превратить значение в чисто лингвистический факт, пытаются отождествить значение слова и его сочетаемость [2]. 2. См., например: Звегинцев В.А. Семасиология. М., 1957, с. 123. Согласиться с таким решением нельзя, во-первых, потому, что слова соединяются друг с другом на основе имеющихся у них значений, обобщенно отражающих предметы, явления действительности. Мы можем, например, сочетать существительные длина и стол (длина стола), потому что первое слово обозначает возможный признак предмета, названного вторым словом, но нельзя соединить в сочетании слова вкус и стол, потому что признак, названный первым словом, отсутствует, невозможен у предмета “стол”. Следовательно, значение слова и его сочетаемость находятся в отношении зависимости: слово, чтобы сочетаться с другим словом, уже должно обладать определенным значением. Во-вторых, “сочетаемость – важнейший собственно языковой показатель значения, но именно показатель значения, а не само значение” [3]. 3. Шмелев Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. М., 1964, с. 72–73. В чем же причина того, что сочетаемость является показателем значения? Такое отношение между ними определяется действием закона семантического согласования, который гласит, что сочетающиеся в речи слова должны иметь в своих значениях хотя бы одну общую сему [4]. 4. Более подробные сведения о действии указанного закона см. в статье: Гак В.Г. К проблеме семантической синтагматики. – В кн.: Проблемы структурной лингвистики. 1971. М., 1972, с. 367-395. Рассмотрим такой пример: Сильные руки скульптора мяли глину. В этом предложении с существительным руки сочетается прилагательное сильные. Как осуществляется семантическое согласование между ними? Значение слова рука можно представить в виде набора таких семантических компонентов: 1) “конечность тела человека”, 2) “верхняя”, 3) “от плечевого сустава до кончиков пальцев” (см. МАС, III, 975). Как название конечности рука имеет потенциальную сему “обладающий физической силой”. Значение слова сильный распадается на такие семы: 1) “имеющий”, 2) “физическую силу”, 3) “большую” (см. МАС, IV, 130). Как видим, слово рука имеет потенциальную сему “физическая сила”, а у слова сильный эта же сема является актуальной. Значит, можно сделать вывод, что в сочетании сильные руки имеет место семантическое согласование на основе потенциальной семы существительного и актуальной семы прилагательного. Аналогичного характера согласование обнаруживается и в сочетании руки скульптора, оно осуществляется на основе потенциальной семы “имеющий конечности” существительного скульптор и актуальной семы “конечность человека” существительного руки (см. выше) [5]. 5. Как показывают примеры (см. выше длина стола, руки скульптора), в такого рода сочетаниях потенциальная сема обнаруживается в значении семантически, а не формально главного слова, т.е. в значении имени в родит. падеже. В предикативном сочетании руки мяли тоже имеет место семантическое согласование – на основе потенциальной семы “способный сжимать, давить” существительного руки и актуальной семы “сжимать, давить” глагола мять. То же можно сказать и о сочетании мяли глину. Бросается в глаза, что семантическое согласование осуществляется на основе общности потенциальной семы семантически главного слова и актуальной семы семантически зависимого слова, причем другая актуальная сема этого последнего добавочно характеризует то, что названо семантически главным словом. Таким образом, в семантически главном слове на основе действия этого закона никогда не выявляется актуальная сема, а в семантически зависимом выявляется только одна актуальная сема, причем в сочетаниях с одним и тем же зависимым словом в одном и том же значении (ср. сильные – руки, ноги, пальцы, мышцы, лапы, челюсти и т.п., руки – скульптора, пахаря, матроса, штангиста, токаря, летчика и т.п.) всегда будет выявляться одна и та же актуальная сема. Следовательно, если для соединения слов необходимо тождество актуальной семы зависимого слова и потенциальной семы главного слова, то эта сочетаемость будет сигнализировать о наличии в значении зависимого слова именно этой актуальной семы, а не какой-либо другой, и тем самым сигнализировать о наличии именно этого значения слова, особенно если слово многозначно. Как показывают многочисленные примеры, сочетаемость слов – в силу действия рассмотренного закона – оказывается мощным средством различения значений многозначных слов (см. выше гл. 3). § 3. Виды сочетаемости слов Сочетаемость слова реализуется в контексте. Основы учения о контексте, о контекстологическом анализе слова были заложены Н.Н.Амосовой. Контекстом Н.Н.Амосова называет “сочетание семантически реализуемого слова (т.е. слова, относительно реализации значения которого контекст вычленяется) с указательным минимумом (т.е. элементом речевой цепи, несущим требуемое семантическое указание)” [6]. 6. Амосова Н.Н. Основы английской фразеологии. Л., 1963, с. 28. Контекст может быть переменным и постоянным. В переменном контексте реализуются свободные значения слов, о чем свидетельствует вариативность указательного минимума “в пределах одного и того же семантического результата” [7]. 7. Там же, с. 34. По характеру указательного минимума переменный контекст может быть лексическим и синтаксическим. Первый содержит такой указательный минимум, “который способствует реализации значения слова посредством самой семантики составляющего этот указательный минимум слова или комплекса слов...” [8]. 8. Амосова Н. Н. Указ. соч., с. 34. Второму свойственно то, что указательным минимумом в нем является “сама по себе синтаксическая конструкция, элементом которой является семантически реализуемое слово, независимо от лексических значений входящих в эту конструкцию слов” [9]. 9. Там же. Указательный минимум в синтаксическом контексте может выступать в форме либо синтаксической функции ключевого слова или словосочетания по отношению к семантически реализуемому слову, либо синтаксической функции самого семантически реализуемого слова в предложении. Наконец, лексический контекст в зависимости от количества слов, входящих в указательный минимум, может быть контекстом 1 степени (указательный минимум в нем представлен одним ключевым словом, находящимся с семантически реализуемым словом в прямой синтаксической связи; ключевое слово может быть главным или зависимым членом словосочетания, подлежащим или сказуемым, однородным членом) или контекстом II степени, содержащим “многочленный указательный минимум” [10]. 10. Там же, с. 39. Контекст II степени требуется тогда, когда ключевое слово выполняет лишь негативную функцию, сигнализируя о том, каких значений у слова не может быть, но не говоря о реализации актуального значения, или тогда, когда ключевое слово оказывается многозначным, способным сочетаться с семантически реализуемым словом также в разных его значениях. С типами контекста связаны виды сочетаемости слов, различаемые на основании того, какие показания контекста (семантика или синтаксические функции ключевого слова, синтаксические функции семантически реализуемого слова) учитываются при семантическом анализе слова. По этому признаку выделяют синтаксическую и лексическую сочетаемость. При синтаксической сочетаемости учитывается синтаксическая функция ключевого слова или словосочетания по отношению к семантически реализуемому слову. Например, разные значения глагола думать сигнализируются разными конструкциями ключевого характера: а) думать о мужестве, думать над задачей; б) думать, что + придаточное предложение; в) думать + инфинитив. Разновидностью синтаксической сочетаемости являются случаи, когда о разных значениях семантически реализуемого слова сигнализирует синтаксическая функция самого этого слова. Так, употребление некоторых прилагательных в предикативной функции (в краткой форме) является показателем значения “больший по длине (ширине и т.п.), чем нужно” – платье было длинно, пиджак короток, пальто широко, рукава узки. В исследованиях по синтагматике предлагается различать абсолютную и относительную синтаксическую сочетаемость. Абсолютная сочетаемость свойственна слову “безотносительно к каким-либо условиям его реализации” [11]. 11. Котелова Н.3. Значение слова и его сочетаемость. Л., 1976, с. 92. Когда мы говорим, что слово велеть сочетается с неопределенной формой глагола, а слово превратить характеризуется сочетаемостью с винительным беспредложным и винительным с предлогом в, мы отмечаем абсолютную сочетаемость этих слов. Относительная синтаксическая сочетаемость свойственна слову, употребляемому при реализации каких-либо условий – определенного смысла, замещения определенной синтаксической позиции и т.д. В приведенном выше примере со словом думать имеет место относительная сочетаемость. “Особенно значимыми являются характеристики (относительной – авт.) синтаксической сочетаемости при дифференциации лексических значений слова” [12], в первую очередь глагола [13]. 12. Там же, с. 82. 13. См.. например, Апресян Ю.Д. Экспериментальное исследование семантики русского глагола. М., 1967. Абсолютная сочетаемость слова определяется его лексико-грамматической характеристикой и поэтому не может служить средством различения значений слова. Так, прилагательное – любое – характеризуется своей сочетаемостью с существительным. Это верное утверждение не помогает при изучении семантики разных прилагательных. Относительная синтаксическая сочетаемость может служить средством различения значений многозначного слова. Например, подозревать: 1) подозревать кого-нибудь и 2) подозревать о чем-либо или подозревать, что...; перебежать: 1) перебежать поле, перебежать через мост; 2) перебежать в угол, перебежать к дому (куда); 3) перебежать к большевикам (к кому); 4) перебежать глазами с предмета на предмет, глаза перебегают с портрета на портрет. В случае лексической сочетаемости показателем значения семантически реализуемого слова является семантика ключевого слова. Процедура различения значений на основе лексического контекста сводится к следующему. В каждом из предварительно собранных примеров употребления многозначного слова (возьмем прилагательное печальный) выделяется контекст I степени, т.е. сочетания прилагательного как семантически реализуемого слова с существительным, которое играет роль указательного минимума. Затем примеры объединяются в группы на основе семантической общности слов указательного минимума. Прилагательные, сочетающиеся с существительными какого-то одного семантического класса или подкласса, выступают в одном значении, а для другого значения оказывается показательной сочетаемость с указательным минимумом другой семантики и т.д. В итоге количество выделенных групп совпадает с количеством значений, которые свойственны данному многозначному прилагательному. Так, например, у прилагательного печальный, во-первых, обнаруживается большое количество контекстов, включающих указательный минимум с семантикой лица – существительные собственные и нарицательные, местоимения-существительные, а также существительные, метонимически обозначающие психический мир человека – Постников вернулся... печальный; Я был... очень печален, печальное сердце и т.п. Во-вторых, прилагательное печальный сочетается с существительными, обозначающими различные процессы, свойственные внутреннему, психическому миру человека – печальные мысли, печальное удивление, печальное удовольствие, печальная надежда и т.п. В-третьих, находим сочетания с существительными, обозначающими жизнь человека или какие-то ее отрезки – печальная жизнь, печальное детство, печальные дни, минуты и т.п. В-четвертых, выделяются контексты с существительными, обозначающими части тела человека, мимические движения, различные движения, действия, которые выражают его внутреннее, психическое состояние, а также с существительными – родовыми обозначениями внешности человека и ее выражения (вид, фигура и т.п.) – печальная улыбка, печальный вид, печальная складка в углу рта, печальный поцелуй, печальный голос, печальные глаза и т.п. В-пятых, обнаруживается много контекстов, в которых существительные указательного минимума не подводятся под определенный семантический класс. Это и названия предметов природы – печальный лесок, печальные берега, печальный остров, – и названия состояний окружающей среды – печальная ночь, печальная мгла, – и разнообразные названия звуков – печальный колокольный звон, печальная музыка, печальный свист дрозда, – и другие категории названий. Все эти существительные обозначают такие предметы и явления, которые могут воздействовать на человека, вызывая в нем то или иное чувство. В-шестых, находим контексты, в которых реализуются существительные, обозначающие то, что произошло, что имело место (обычно в прошлом) – печальное происшествие, печальные события, печальная судьба эскадры и т.п. Позицию существительного может замещать придаточное предложение: – Печально то, что, вернувшись из тюрьмы, отец стал выпивать; Крайне печально, что вы запоздали к завтраку и т.д. Наконец, в-седьмых, встречаются контексты с существительными, обозначающими некое положение, состояние, в котором оказался человек – печальная необходимость, печальное недоразумение, печальная слава, известность и т.п. Таким образом, различия в характере лексической сочетаемости позволяют говорить о наличии у прилагательного печальный семи значений. При этом следует помнить, что семантические разряды ключевых слов (существительных), сигнализирующие о разных значениях семантически реализуемого слова (в данном случае прилагательного), не являются раз навсегда данными, одинаковыми и неизменными при различении значений разных многозначных слов. Состав выделяемых семантических классов, их объем может меняться от слова к слову. Вот один пример. Одно из значений прилагательного легкий (“мало, плохо греющий, не теплый”) сигнализируется сочетаемостью этого слова с названиями верхней одежды – легкое пальто, жакет, куртка и т.п. А для значения прилагательного рваный (“порванный в разных местах, с дырами”) такое ограничение семантического класса ключевых слов оказывается ненужным, так как это значение реализуется в сочетании с названиями самых разных изделий из ткани, кожи и т.п. и являющихся не только одеждой и обувью (ср.: рваные занавески, рваный коврик, половик и т.п.). Если семантически реализуемое слово сочетается с ключевыми словами одного семантического класса, а мы интуитивно чувствуем, что здесь разные значения, для их различения используется контекст II степени [14]. 14. Возможны случаи, когда семантика слова раскрывается не в контексте I или II степени, а в объеме целого произведения. См., например, символический характер значения слова берег в названии известного романа Ю.Бондарева. Вот примеры со словом тонкий: 1. Из запыленной коляски выходила, слегка подобрав дорожное платье, Мария Щербатова – высокая, тонкая, с бронзовым блеском в волосах. К.Паустовский. 2. Несмотря на свою наружную простоту и сговорчивость, Аксен принадлежал к числу самых тонких, самых пронырливых мужиков уезда. Григорович. В приведенных примерах о значениях прилагательного тонкий сигнализируют определения, в ряду которых оно находится. В первом примере они обозначают внешние признаки человека (высокая, с бронзовым блеском в волосах) и в этом направлении актуализируют значение слова тонкий. Во втором примере определение пронырливый заставляет искать в слове тонкий значение, связанное с характеристикой внутренних качеств человека, проявляющихся в отношениях с другими людьми (что-то вроде “хитрый, дальновидный, ловкий”). Встречаются контексты, в которых семантически реализуемое слово выступает не в одном, а в нескольких значениях. Д.Н.Шмелев назвал это явление диффузностыо значений [15]. 15. См.: Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973, с. 94-95, 77. Вот один пример. Рядом с силой в его (Савки) крепких, как веревка, мышцах разливалась тяжелая, непобедимая лень. Он жил... на деревне, но не пахал, не сеял и никаким ремеслом не занимался. А.П.Чехов. Употребленное здесь прилагательное тяжелый совмещает выделенные в МАС (IV, 600-601) значения “требующий большого труда, усилий напряжения для осуществления, преодоления, понимания и т.п.; трудный” и “сильный, большой, глубокий”. В таких случаях контекстуальный анализ оказывается бессильным, а примеры такого характера входят в тот “остаток”, который образуется порой при применении метода контекстуального анализа. В этот же “остаток” приходится относить и такие примеры, в которых мы сталкиваемся со случаями так называемого употребления слова, когда автор придает ему необычный смысл, что отражается в уникальности контекстного окружения. Анализ лексической сочетаемости слова дает исследователю еще и такую информацию о содержании слова, которую невозможно добыть иным путем. Например, сочетаемость слова вода с прилагательными (вода грунтовая, кипяченая, чистая, гнилая, дождевая, пресная, морская, холодная, свежая, животворная, текущая, вечная и многие другие примеры) показала наиболее активные признаки денотата, которые живут в сознании носителей русского языка: изменчивость, блеск (переменные, процессуальные признаки) и цвет, температура, чистота, вкус, которые можно свести к двум – цвет и вкус. При этом блеск и цвет сопрягаются по качеству. Важность воды для жизни людей (еда и пути сообщения), при этом ее подвижность, изменения служат основанием для мифологизации этого явления в древности, в народных песнях, сказках. Эти же признаки оказываются активными и для современного символического употребления. Глаголы представляют признаки: а) движения – течет, льет, убежала, проходит, переливается, уходит, прибывает, пролился, капала, пошла, залила, хлынула, плещет, брызжет, качает, придет, прорубает (дорогу), вливалась, бежала, поднимается; б) состояния – сварилась, замерзает; в) звучания – поет, булькает, позванивала; г) зрительные – заблещет, серебрилась, блеснула, сверкает, темнеет. Исследование сочетаемости, таким образом, выявляет признаки, в которых “живет” обобщенное значение, признаки, отблеск которых мы найдем в производных значениях слов. Как явствует из сказанного выше, относительная синтаксическая сочетаемость позволяет различать значения многозначных глаголов, реже – существительных. Но в чистом виде она встречается редко, чаще же обнаруживается комбинация синтаксической и лексической сочетаемости. Так, значения глагола колоть различаются как наличием-отсутствием и формой падежа зависимого имени, так и его семантикой. Ср.: 1) дерн колол ноги, игла колола пальцы; 2) колет в боку, колет поясницу; 3) швед, русский – колет, рубит, режет; 4) колоть свиней; 5) Ольга колола его легкими сарказмами; За что вы меня то и дело колете? 6) его колола мысль. В первом, четвертом, пятом и шестом значениях синтаксическая сочетаемость глагола совпадает, включая имя в именит. падеже (подлежащее) и имя в винит. падеже (дополнение), но различия в лексическом значении сочетающихся имен позволяют отчетливо различать значения глагола. Лексическая сочетаемость выступает как характеристический показатель индивидуального значения слова, и в силу этого может служить средством проникновения в глубины семантики слова, средством познания всех осмыслений, возможных реализаций слова, а также оказывается фактором различения значений полисемичного слова. § 4. Характеристика сочетаемости слов, принадлежащих к разным частям речи Каждая часть речи характеризуется своими сочетательными возможностями, т.е. способностью входить в разного рода словосочетания – то в роли главного, то в роли зависимого слова. При изучении семантики слова надо исследовать все его дистрибуции, однако не все они обладают одинаковой ценностью, не все одинаково важны, например, при различении значений слова. Назовем более значимые и менее значимые сочетания применительно к каждой части речи. Для имен существительных наиболее значимыми являются их сочетания с прилагательными, причастиями, числительными (ср.: серая кошка – железная кошка и т.п., см. также примеры со словом вода на с. 44), их функция в предикативных сочетаниях – подлежащего, сказуемого (ср.: голова болит – Торопчин – голова – он у нас голова сельскому хозяйству – голова колонны вышла на площадь), а также сочетания существительного-подлежащего с разными глаголами-сказуемыми (см. выше примеры со словом вода на с. 44); менее значимыми являются сочетания с зависимыми существительными (ср.: ручка кофейника – ручки кресел – ручка с заржавленным пером), сочетания с глаголом, в которых имя зависит от глагола (ср.: обменяться опытом – знать по опыту – провести опыт), а также возможные сочетания с наречиями. Наиболее значимы для прилагательных их сочетания с существительными (ср.: легкий чемодан – легкий завтрак – легкое пальто – легкая беседка – легкий мороз – легкий табак – легкая задача и т.п.), при этом надо учитывать возможность употребления прилагательного в сказуемом, в качестве обособленного определения и т.п. Гораздо меньшей диагностирующей силой обладают адъективные сочетания с зависимым существительным (ср.: серый в полоску, бледный от страха, готовы к походу и т.п.) или с зависимыми наречиями (ср.: чрезвычайно, очень, весьма, чуть-чуть интересный и т.п.). Для глагола наиболее показательной является его “левая” и “правая” сочетаемость с существительными, т.е. семантика существительного в роли подлежащего и формы и значения существительных в роли различных дополнений и обстоятельств (ср.: уголь горит – камин горит – лампа горит – уши горят – сено горит в копнах; пробить стену – пробить лунку во льду – река пробила плотину – пробить шурфы – пробить шоссе – пробить пенькой лодку – пробить в гонг – мне пробило двадцать лет). Весьма существенной для ряда глаголов является их сочетаемость с неопределенной формой глагола (ср.: пошли пешком – познакомились и пошли болтать; обещать приехать – мне обещают перевод – утро обещает жаркий день и т.п.) или с придаточным предложением изъяснительным. Менее значимы довольно частые сочетания с наречиями – качественными и обстоятельственными. Что касается наречий, то они, как и прилагательные, обычно выступают в зависимом положении (при глаголе, прилагательном, существительном, наречии), и для них наиболее значимыми являются глагольные, адъективные и субстантивные словосочетания (ср.: печально подносить лекарство – печально посмотрела – печально колеблются огни оплывших огарков и т.п.). § 5. Что мы узнаем о семантике слова в результате анализа его сочетаемости Изучение разных видов сочетаемости слова, его валентностных свойств предоставляет нам такие возможности. Во-первых, в результате действия закона семантического согласования мы получаем информацию об актуальной семе, входящей в значение одного из сочетающихся слов, и о потенциальной семе значения другого сочетающегося слова. Во-вторых, расширяются наши сведения об объеме и содержании значения изучаемого слова, на поверхность всплывают глубинные ассоциации, вызываемые употреблением слова, получают обоснование имеющиеся у слова переносные значения и т.д. В-третьих, различия в сочетаемости позволяют довольно четко и весьма объективно определить, сколько значений имеет многозначное слово. На этом этапе анализа мы еще не получаем содержательной интерпретации значений, но их количество, границы между ними устанавливаются с достаточной мерой точности. В-четвертых, исходя из гипотезы о сходности синтагматических показателей у членов одной парадигмы, мы можем на основе анализа сочетаемости проверять, входит данное слово в данную парадигму или нет. Список литературы к главе 4 1. Апресян Ю.Д. Экспериментальное исследование семантики русского глагола. М., 1967. 2. Копыленко М.М. Сочетаемость лексем в русском языке. М., 1973. 3. Котелова Н.3. Значение слова и его сочетаемость. Л., 1975. 4. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973, гл. Синтагматические отношения в лексике. Глава 5. Парадигматические отношения и значение слова § 1. Сущность лексико-семантической парадигмы. Виды парадигм Системная организация лексики проявляется в наличии в ней объединений слов, характеризующихся некоей общностью значений. Такие объединения слов называются лексико-семантическими парадигмами, а семантические отношения между членами парадигмы – парадигматическими отношениями. Парадигматические отношения, с одной стороны, служат основанием для характеристики лексико-семантических парадигм (в дальнейшем для краткости просто парадигм), а с другой стороны – сами зависят от принадлежности слов к определенной части речи. В этом плане существенно различие слов с предметным значением – имен существительных и слов со значением признака – глаголов, прилагательных, наречий. Парадигматические отношения отражают содержательные связи, которые существуют между явлениями действительности. Эти отношения, однако, “скорректированы” языком, существующей в нем лексико-семантической системой. Поэтому по отношению к словам вряд ли можно говорить о классификациях, которые основываются только на классификации предметов и явлений. Другое дело, что доля зависимости того или иного объединения слов от внеязыковой или собственно языковой системы может быть различна. Таким образом, основанием для выделения парадигмы как элемента лексико-семантической системы языка является общность содержания входящих в нее ЛСВ слов. Анализ отношений между семами в отдельном значении слова, между значениями в многозначном слове и между членами парадигмы позволяет сказать, что на всех уровнях обнаруживаются одни и те же виды отношений, а именно: 1) отношения сопредельности (т.е. взаимодополнительности), 2) родо-видовые отношения, 3) отношения подобия и 4) отношения противоположения. Эти виды отношений в парадигмах могут быть представлены по-разному. Одним парадигмам свойственны разные типы отношений, другим – какой-нибудь один. Следует, однако, помнить о постоянно действующих факторах, которые определяют структуру парадигмы, т.е. 1) о том, что обозначается (т.е. о соотнесенности с действительностью), и 2) о том, какой частью речи обозначается явление действительности. Такие парадигмы, как весна, лето, осень, зима; утро, день, вечер, ночь; голова, плечо, рука, нога, живот и т.п., обозначают части целого – части суток, года, части тела и т.п. Эти группы характеризуются отношениями дополнительности: входящие в нее слова не могут заменять друг друга. Однако даже при таких отношениях, обусловленных связями между явлениями действительности, нельзя отрицать наличия у подобных групп собственно лингвистических особенностей. К числу их относится, например, распределение целого как “куска” действительности между словами утро, вечер, день, ночь или отношения к действительности русского слова рука и немецкого die Hand, наличие в русском слова сутки и отсутствие его эквивалента во французском и т.д. Отношения дополнительности в подобного рода группах могут осложняться отношениями сходства (синонимическими), которые возникают как результат выражения оценки, отношения к предмету (ср.: голова – котелок – чердак, руки – грабли – крючья и т.п.), или противоположения – антонимическими – (ср.: день – ночь, утро – вечер, зима – лето и т.п.). Один и тот же участок действительности в языке может быть представлен группами слов разных частей речи, т.е. разными языковыми категориями. Так, с существительными, обозначающими время – часть суток, года и т.п., соотносятся наречия со значением времени – всегда, никогда, сейчас, давно, утром, весной и т.п., прилагательные давний, нынешний, вчерашний и т.п. Семантический компонент “речь” является общим и для глаголов говорить, сказать, беседовать и т.п., и для существительных слово, язык, речь и т.п., и для прилагательных молчаливый, болтливый, словоохотливый и т.п. Из-за отсутствия исследований такого рода объединений слов мы не можем сказать, в чем особенности выражения категории времени в существительных, наречиях и прилагательных, понятия говорения в глаголах, существительных, прилагательных и т.д. Отсутствует также разработанная терминология для обозначения разного вида парадигм. В качестве рабочих можно принять такие термины. Лексико-семантическая группа (ЛСГ) – это семантическое объединение слов (парадигма) одной части речи. Тематическая группа слов (ТГС) – это совокупность на основе семантической общности слов разных частей речи. Что касается понятий “синонимический ряд слов” и “антонимическая пара слов”, то они характеризуют не парадигмы особого вида, а особые отношения между членами ЛСГ или ТГС, причем в пределах одной ЛСГ или ТГС возможны как те, так и другие отношения (см. ниже описание семантической структуры ЛСГ прилагательных, выражающих оценку по шкале “полезный – вредный”). Здесь представляется уместным сделать несколько замечаний о сущности названных отношений. § 2. Замечания о сущности синонимических и антонимических отношений 1. Синонимические отношения. Слова, между которыми обнаруживаются синонимические отношения, называются словами-синонимами (или просто синонимами), а объединения таких слов обозначаются термином “синонимический ряд”. Очевидно, что идет ли речь о синонимах или о синонимических рядах, в конечном счете все сводится к синонимическим отношениям. Синонимы – это слова одного языка, одного временного среза, слова одной части речи. Во многих определениях синонимов указывается на то, что это слова, имеющие близкое или даже одинаковое значение (близость значений в некоторых определениях подчеркивается указанием на то, что синонимы обозначают одно и то же понятие), но обязательно чем-то отличающиеся друг от друга. Абсолютно одинаковые, совпадающие во всех (кроме, естественно, звучания) своих признаках слова, так называемые дублеты, оказываются ненужными языку. Они вступают в конфликт, приходят в столкновение, и либо одно из слов выходит из языка, перестает употребляться, либо оно приобретает какие-то новые качества, дающие ему право оставаться в языке. Соглашаясь с общим определением синонимов, одни ученые делают упор на первой его части, акцентируя внимание на том общем, что объединяет синонимы, другие подчеркивают вторую его часть, считая более существенным для синонимов выявление различий между ними. Думается, что правы и те и другие, так как явление синонимии опирается на диалектическое единство общего и особенного, отдельного. Синонимические отношения между словами объективно существуют в языке и реализуются в речи. Они исследуются лингвистами, изучающими семантические связи слов. И если верно положение о том, что в языке нет абсолютных синонимов, если верно, что синонимами являются слова с близкими значениями, то возникает проблема критериев синонимичности. Это тем более важно, что “самая синонимичность может ... иметь то более, то менее выраженный характер, или слова могут быть то более, то менее синонимичными” [1]. 1. Шмелев Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. М., 1964, с. 140. В качестве одного из таких критериев выдвигается взаимозаменяемость слов, т.е. синонимами считаются слова, взаимозаменяемость которых не влечет за собой изменений в содержании текста. Однако если считать, что синонимы обязательно чем-то отличаются друг от друга (а только это и дает им право на существование в языке), то критерий взаимозаменяемости “отпадает сам собой, ибо каждая замена одного синонима другим неизбежно изменяет смысл высказывания, либо его стилевую окраску” [2]. 2. Антрушина Г.Б. Общие проблемы синонимии. – В кн.: Исследования по английской и сравнительной лексикологии. М., 1971, с. 37. И тем не менее взаимозаменяемость возможна, но ее надо, по-видимому, рассматривать не как всеобщее свойство синонимов, а как частный показатель синонимии. Д.Н.Шмелев даже положил критерий взаимозаменяемости в основу определения синонимов: “Исходя из парадигматических связей слов, можно сказать, что синонимы – это слова, несовпадающими семантическими признаками которых являются только такие признаки, которые могут устойчиво нейтрализоваться в определенных позициях. Чем больше таких позиций, тем выше степень синонимичности соответствующих слов, тем чаще осуществима их взаимозаменяемость” [3]. 3. Шмелев Д.Н. Указ. соч., с. 140-141. Своим определением синонимов Д.Н.Шмелев как бы подводит семантическое основание под такой признак синонимов, как их взаимозаменяемость. В одном случае слова не синонимы: они не взаимозаменимы, так как имеют несовпадающие семантические признаки; в другом случае эти же слова вступают в синонимические отношения: они взаимозаменимы, так как несовпадение семантических признаков нейтрализовано. Наличие “общего ядра значения” – обязательный признак синонимичности слов. Что же касается различий, то они могут быть и семантическими, и синтагматическими, и стилистическими, и словообразовательными. И еще: хотя мы и говорим о синонимии слов, имеем-то мы в виду лексико-семантические варианты слова, т.е. единства звучания и одного значения. Структурно-семантической особенностью синонимического ряда слов является нередкое наличие в его составе слова-доминанты, как бы представителя всего ряда, с наибольшей полнотой отражающего семантические и синтагматические свойства ряда слов. Доминанта может и отсутствовать в синонимическом ряде, в этом тоже проявляется своеобразие данного синонимического ряда слов. 2. Антонимические отношения. Антонимами называются слова, значения которых противоположны, т.е. находятся в антонимических отношениях. Противоположность – это один из видов отношений, устанавливаемых в результате “сравнения двух предметов <...> по выбранному (или заданному) основанию сравнения (признаку)” [4]. 4. Философская энциклопедия. Т. 4. М., 1967, с. 182. Сравнение же – это “познавательная операция <...>, посредством которой на основе некоторого фиксированного признака – основания сравнения <...> – устанавливается тождество (равенство) или различие объектов (вещей, состояний, свойств и пр.) путем их попарного сопоставления. Операция сравнения имеет смысл лишь для тех объектов, “...между которыми есть хоть какое-нибудь сходство” (Юм Д. Соч. Т. 1. М., 1965, с. 103)” [5]. 5. Философская энциклопедия. Т. 5. М., 1970. с. 120. Значит, отношения антонимии возможны только между двумя словами (между их значениями), и, чтобы установить наличие или отсутствие этих отношений, надо сравнить значения двух слов, причем не любых, а таких, между которыми есть хоть какое-нибудь сходство. Основанием сравнения при этом является определенный семантический компонент, наличествующий в сравниваемых значениях. И если в них этот семантический компонент имеет противоположное содержание, мы говорим об антонимических отношениях между словами. Например, компонентный состав значений прилагательных сильный – слабый имеет такой вид: сильный – 1) “обладающий”; 2) “физической силой”; 3) “большой, значительной”; слабый – 1) “обладающий”; 2) “физической силой”; 3) “небольшой, незначительной”. Основание сравнения – семантический компонент “количество” – получает в значениях сравниваемых слов противоположное выражение (“большой” – “небольшой”), а остальные семы тождественны, значит, перед нами слова-антонимы. Тождество семантических компонентов, не входящих в основание сравнения, является необходимым условием лексической антонимии. И поэтому мы не можем считать антонимами прилагательные, например, высокий и узкий, хотя между ними и есть определенное сходство – оба они обозначают линейные размеры предмета. Но этого сходства для лексических антонимов оказывается недостаточно. Соотношение антонимичных слов – это “соотношение чисто семасиологическое: оно основано на противопоставлении понятий; это отношение не номинативное” [6]. 6. Реформатский А.А. Введение в языковедение. М., 1967, с. 95. Значения слов-антонимов имеют относительный характер, который “формируется не столько на отражении абсолютных (объективных) свойств, признаков и их отношений в реальной действительности, сколько на их оценке в сравнении относительно других, стоящих на противоположной шкале отсчета качеств и свойств предметов” [7]. 7. Уфимцева А.А. Слово в лексико-семантической системе языка. М., 1968, с. 192. Сами по себе предметы, их свойства, конечно, не противоположны, отношения противоположности между ними устанавливаются в нашем сознании и отражаются в языке в значениях соответствующих слов как результат мыслительной операции обобщения. Авторы исследований, посвященных антонимам, предлагают различные их классификации, опирающиеся на разные основания. Так, Ю.Д.Апресян на основе семантического анализа антонимических отношений выделяет три типа антонимов [8]. 8. См.: Апресян Ю.Д. Лексические антонимы и преобразования с ними. – В кн.: Проблемы структурной лингвистики. 1972. М., 1973, с. 329-338. Тип Anti1 характеризуется семантическим отношением “начинать” – “переставать”. А так как переставать Р значит “начинать не Р” (переставать работать значит “начинать не работать”), то этот тип антонимии можно представить в виде формулы: из двух антонимов X и YY=Anti(X)=“X не”. Этот тип антонимии широко представлен приставочными глаголами (влить – вылить, взбежать – сбежать, нахлынуть – схлынуть, съехаться – разъехаться, пристать – отстать, полюбить – разлюбить и т.п.), реже встречается среди прилагательных (вступительный – заключительный, веселый – грустный, милый – противный, прекрасный – безобразный [9] и др.) и существительных (наслаждение – страдание, расцвет – упадок, префикс – постфикс и др.). 9. Ю.Д.Апресян относит последние два прилагательных к типу Anti1 на основании такого раскрытия их значений: прекрасный – “редкостно красивый”, а безобразный – “редкостно некрасивый” (см.: Апресян Ю.Д. Указ. соч., с. 334). Однако, если учесть, что между красивый – некрасивый антонимия типа Anti2 (см. ниже), то вряд ли есть основания относить прилагательные прекрасный – безобразный к типу Anti1. Наличие показателя количества признака (“редкостно”, “в высокой степени”, “очень”) в значениях этих слов ничего не меняет в существе их семантических отношений. Тип Anti2 включает антонимы, у которых семантические отношения выражаются формулой “Р” – “не Р”, или Anti(Х)= “не X”, “т.е. под отрицанием находится все толкование исходного слова <...>, а не часть толкования, как у Anti1” [10]. 10. Апресян Ю.Д. Указ. соч., с. 333. Этот тип представлен словами разных частей речи: существительными (наличие – отсутствие, покой – движение, тождество – различие, единоверец – иноверец и др.), прилагательными (живой – мертвый, здоровый – больной, истинный – ложный, открытый – закрытый, пьяный – трезвый, хороший – плохой и др.), глаголами (оправдать – обмануть (доверие), попасть – промахнуться, принять – отвергнуть (проект), присутствовать – отсутствовать, разрешать – запрещать, спать – бодрствовать и др.). Тип Anti3 представлен семантическим различием “больше” – “меньше”, например: большой = “больше нормы” – маленький= “меньше нормы”. Этот тип антонимии весьма характерен для прилагательных – размерных (высокий – низкий, длинный – короткий, широкий – узкий и др.), обозначающих число или количество (густой – редкий (волосы), частый – редкий (плетень), плотный – редкий (население), расстояния (ближний – дальний, близкий – далекий), интенсивность разных показателей (быстрый – медленный, тяжелый – легкий, яркий – тусклый, дорогой – дешевый, сильный – слабый), а также семантически соотносительных с ними существительных, глаголов, наречий. Рассмотренная семантическая классификация антонимов достаточно полно охватывает объект и представляется поэтому довольно удачной. К приведенным характеристикам антонимов разных типов можно сделать лишь некоторые добавления. Так, отличия между типами Anti2 и Anti3, кроме названных, проявляются еще и в том, что антонимы типа Anti2 исключают возможность появления среднего члена (а Л.Ю.Максимов, в частности, утверждал обратное [11]), так как один из членов антонимической пары слов обозначает соответствие “норме”, тогда как для антонимов типа Anti3 выражение соответствия “норме” как точке отсчета вообще выходит за рамки антонимического противопоставления. Значение признака, соответствующего “норме” в Anti3, может получать выражение в отдельном слове типа нормальный, обычный, средний или в описательном выражении. Ср.: высокое дерево – среднее дерево – низкое дерево; широкая доска – доска нормальной (средней) ширины – узкая доска; молодой мужчина – мужчина средних лет – старый мужчина. 11. “Только качественные признаки могут противопоставляться как противоположные, потому что только качественные признаки могут быть мыслимы как переменные в количественном отношении, в отношении интенсивности. Таким образом, только между словами, обозначающими качественные признаки, противопоставляемые друг другу, возможен средний член, что соответствует логическим отношениям противоположности” (Максимов Л.Ю. Антонимия как один из показателей качественности прилагательных. Автореф. канд. дис. М., 1958, с. 4). § 3. Способы выделения парадигм Семантические связи и отношения между словами, осознаваемые носителями языка, лежат в основе лексико-семантических парадигм, о которых выше шла речь. Однако носители языка не всегда представляют характер, степень семантической близости слов. С другой стороны, в языковом сознании носителя языка, в том числе и самого исследователя, могут быть не представлены все слова, входящие в ту или иную парадигму. Вследствие этого возникает проблема вычленения из словарного состава слов, образующих ту или иную парадигму, проблема определения границ конкретной парадигмы. Один из таких путей, на который нередко становятся исследователи, заключается в том, что прочитывается толковый словарь русского языка и из него выписываются слова (точнее, лексико-семантические варианты слов), имеющие заданное значение или в значения которых входит заданный компонент (сема). Этот прием неудобен потому, что он требует много времени. И тем не менее, поскольку у нас нет специальных словарей, отражающих парадигматическое строение словарного состава русского языка, работа с толковым словарем является необходимым условием получения той или иной лексико-семантической парадигмы. Извлеченный из словаря список слов нуждается в проверке на вхождение в искомую парадигму. Предлагаются разные критерии проверки. Одним из таких критериев является трансформируемость предложения (или словосочетания) с данным словом. Этот прием использовала Э.В.Кузнецова [12] при выделении из словарей лексико-семантической группы глаголов с общим семантическим признаком “овладения”. Принадлежность глагола к данной парадигме проверялась с помощью трансформации: Петя купил книгу – книга есть у Пети; Брат выиграл автомобиль - автомобиль есть у брата и т.п. 12. См.: Кузнецова Э.В. Метод ступенчатой идентификации в описании лексико-семантической группы слов. – Учен. зап. Тартуского ун-та, 1969, вып. 228, с. 87. В.Г.Гак предлагает для проверки принадлежности слова к определенной парадигме заменять его “родовым термином, символизирующим семантику класса в самой общей форме” [13]. 13. Гак В.Г. Беседы о французском слове. М.; 1966, с. 142. Такой прием достаточно эффективен, если проверяемая парадигма может быть представлена родовым термином (ср.: стол, стул, диван, шкаф, кровать и т.п. – мебель), однако нередки парадигмы, не имеющие родового термина, и к ним этот прием оказывается неприложимым. Для решения вопроса о вхождении данного слова в ту или иную парадигму можно также привлечь анализ лексической сочетаемости, о которой говорилось в 4-й главе. С одной стороны, рассматривая семантику сочетающихся слов и опираясь при этом на закон семантического согласования, мы можем выявить в структуре значения проверяемого слова определяющие, центральные семы и затем соотнести, сравнить их как со значениями других членов парадигмы, так и с ее “общим” значением, чтобы решить, входит слово в парадигму или нет. Для этой цели достаточно проанализировать семантические отношения в единичных сочетаниях. Например, в сочетании легкий чемодан прилагательное обозначает весовой признак предмета и включается на этом основании в парадигму параметрических прилагательных, а в сочетании легкий мороз обозначает интенсивность, силу того, что названо существительным, и должно быть отнесено к другой парадигме. С другой стороны, исходя из гипотезы о том, что члены одной парадигмы характеризуются не только семантической общностью, но и общностью (не обязательно одинаковостью) синтагматических показателей, мы можем судить о вхождении или невхождении слова в определенную парадигму на основе наличия или отсутствия у него общих синтагматических свойств с другими членами парадигмы. В этом случае достоверность решения зависит от количества собранных примеров сочетаемости, характерных как для данной парадигмы в целом, так и для проверяемого слова. Рассмотренные приемы и методы в их разумном сочетании позволяют выделять из словарного состава языка разнообразные парадигмы, имеющие достаточно четкие границы и в то же время достаточно полно представленные. § 4. Задачи, решаемые при изучении парадигм Допустим, что мы получили лексико-семантическую парадигму в виде списка слов с указанием их словарных значений. Этот список проверен и не вызывает сомнений. В чем должно заключаться изучение данной парадигмы? Что должно быть включено в ее описание? В самом общем виде ответ на эти вопросы звучит так: надо установить, что общего между членами парадигмы и чем они отличаются один от другого. Общность и различия устанавливаются применительно к разным сторонам членов парадигмы. Во-первых, рассматриваются семантические отношения между членами парадигмы: выделяются семантические компоненты, общие для всех членов парадигмы, и компоненты, свойственные каждому слову. Анализ семантических отношений, поиски общих и дифференциальных сем осуществляются с использованием таких приемов, как обращение к внеязыковой действительности с целью вычленения признаков предмета или явления, называемого словом, и сопоставления выделенных признаков с компонентной структурой значения слова; лингвистический эксперимент (как он описан Л.В.Щербой), заключающийся в замене в тексте анализируемого слова другим членом парадигмы и в анализе происшедших смысловых изменений; сравнение русского текста с анализируемым словом и его перевода на тот или иной европейский язык, известный исследователю; выведение семантических различий из различий в сочетаемости слов [14]. 14. См. об этом: Алекторова Л.П. Об оттенках значений лексических синонимов. – В кн.: Синонимы русского языка и их особенности. Л., 1972, с. 123-137. Во-вторых, подвергаются анализу синтагматические отношения членов парадигмы на основе собранных исследователем примеров их употребления в текстах различного характера. Выделяются слова (или слово), обладающие наиболее широкой сочетаемостью – они, по-видимому, образуют ядро парадигмы, – и периферийные элементы, сочетаемость которых является более узкой. Данные наблюдений сводятся в таблицы [15], наглядно иллюстрирующие синтагматические свойства слов – членов парадигмы. 15. См. в указ. статье Л.П.Алекторовой, с. 132. Возможно, что периферийные члены парадигмы встретятся в немногих примерах (3-5), и это затруднит выяснение их синтагматических возможностей. В таких случаях можно допустить конструирование сочетаний самим исследователем с обязательной проверкой допустимости образованных сочетаний путем опроса информантов (20-25 человек). Полагаться только на “языковое чутье” исследователя недопустимо. В-третьих, определяется тип лексического значения каждого слова (о типах значений и о путях их определения см. в III главе). В-четвертых, дается стилистическая квалификация каждого члена парадигмы – на основании помет в словарях, а также анализа текстов, в которых встретились члены парадигмы. В-пятых, члены парадигмы характеризуются с точки зрения словообразовательной: производным или непроизводным является слово, как оно образовано, если производное, и каковы его словообразовательные возможности как производящего. Полученные данные также целесообразно свести в таблицы. На основании полученных материалов члены парадигмы подвергаются различным группировкам, выделяются центральная, ядерная часть (группа) и периферийные элементы; каждый член парадигмы получает целый ряд характеристик, определяющих его место в данной микросистеме, его связи с другими членами парадигмы и т.д. Собранные данные позволяют также говорить о связи исследуемой парадигмы с другими объединениями слов и о характере этой связи (через семантические компоненты, общие у члена данной парадигмы и у слов, входящих в другие парадигмы, через многозначные слова и т.п.). § 5. Семантическая структура двух парадигм В заключение представим описание двух парадигм – глаголов с общим значением речи и прилагательных, выражающих оценку с точки зрения пользы – вреда. Группа глаголов речи выделяется на основании словарных определений. Само понятие речи, которое служит основой для классификации глаголов внутри группы, также определяется по словарю, как “система звуковых и словарно-грамматических средств, являющаяся орудием для выражения мыслей и служащая средством общения людей”. Понятие речи, следовательно, характеризуется следующими основными признаками: 1) звуковая форма речи, 2) речь как средство сообщения (информационный признак), 3) речь как средство общения (коммуникативный признак). В соответствии с этими признаками глаголы делятся на три подгруппы: 1) звучание речи, 2) речь как информация, 3) речь как средство общения. Особое место занимают глаголы, которые обозначают речь как таковую, не привлекая дополнительных качественных характеристик (говорить, сказать). Внутри каждой подгруппы глаголы в зависимости от признаков той или иной стороны (звуковой, информационной, коммуникативной) делятся на микрогруппы. Рассмотрим структуру первой подгруппы – звучания речи, включающей глаголы с общим значением “произносить”. Внутри этой подгруппы выделяется ряд микрогрупп, различающихся на основе дополнительных характеристик звучания речи. Внутри микрогрупп глаголы объединяются на основе общности дополнительной характеристики. По этому основанию можно выделить микрогруппы с такими признаками: а) степень звучности: кричать, орать, шептать, шушукаться; б) высота звука: басить, пищать; в) темп произнесения: быстрый – тараторить, тарабанить, тарахтеть, трещать, стрекотать, чесать, сыпать, лотошить. Медленный темп представлен глаголами тянуть, цедить; г) четкость – нечеткость звучания: бормотать, бубнить, бурчать, ворчать, мямлить, лопотать, лепетать; чеканить, отрезать, резануть, отрубить, рубануть; д) сходство речи со звуками, которые издают птицы, животные: мурлыкать, рычать, рыкать, рявкать, реветь, шипеть, тявкать, скулить, лаять, мычать, квакать, кудахтать, ворковать, жужжать; е) сходство речи со звучанием неодушевленных предметов: шелестеть, скрипеть, рокотать, гудеть, греметь, шуршать; ж) звуковые особенности, присущие только речи: акать, окать, сипеть, шепелявить, заикаться, сюсюкать, картавить, гнусавить. С временным фактором звучания связаны: з) темп звучания: строчить, тараторить, барабанить, трещать, тарахтеть, стрекотать, сыпать, выпалить, тянуть, цедить; и) произнесенные с азартом: жарить, врезать, дать, чесать; к) особые формы произнесения: петь, декламировать, читать, диктовать. Как известно, звучание характеризуется высотой тона, силой, тембром. Так как речь человека состоит из потока звучащих единиц (слов), то в звуковой характеристике не могут не быть отражены такие признаки, как темп, повторяемость, длительность, а также признак, который характеризует членораздельную сторону речи – внятность звучания. Кроме этого, в звучании речи проявляется эмоциональная сторона данного процесса, которая может быть основным признаком или сопровождающим другие признаки. Таким образом, исходя из перечисленных признаков, свойственных звуковой форме речи, устанавливаем следующий список компонентов, которые характерны для значений глаголов звучания речи: тон (высокий – низкий), темп (быстрый – медленный), интенсивность (громко – тихо), членораздельность (четкость – нечеткость), тембр, эмоциональность (положительная – отрицательная). Выделение микрогрупп соответственно ведущему компоненту показывает, что к компонентам (общему для всех глаголов группы – “речь” и общему для глаголов данной подгруппы – “звучание”) добавляется компонент на уровне микрогрупп, и, таким образом, компонентная запись значений глаголов на этом уровне будет иметь следующий вид: 1. Для нейтральной микрогруппы – “речь, звучание”. 2. Для остальных микрогрупп – “речь, звучание, темп”; “речь, звучание, тон”; “речь, звучание, интенсивность” и т.д. В микрогруппе “членораздельность произношения” основной компонент нечетко звучащей речи “невнятность” представлен без дополнительных характеристик только у глагола бормотать. У бурчать и ворчать имеет место компонент “выражать досаду, неудовольствие”. Всю эту группу можно представить в компонентной записи следующим образом: бормотать – “говорить”, “невнятно”; бурчать, ворчать – “говорить”, “невнятно”, “выражая неудовольствие”; бубнить – “говорить”, “невнятно”, “глухо”; мямлить – “говорить”, “невнятно”, “вяло”; лепетать, лопотать – “говорить”, “невнятно”, “невразумительно”. Следовательно, “невнятность” как ведущий компонент группы представлен со стороны акустической (“глухо”), артикуляционной (“вяло”), выражения эмоций (“неудовольствие, досада”), интеллектуального уровня (“несвязность, невразумительность”). Группа четкого произношения речи при наличии общего компонента “говорить”, “четко” различается дополнительными компонентами: отрубить – “говорить”, “четко”, “резко, громко”; чеканить – “говорить”, “четко”, “каждое слово”; отрезать – “говорить”, “четко”, “резко”, “категорически”. Четкость звучания, такими образом, сопровождается сопутствующими характеристиками: “резкость, громкость, категоричность”, иногда даже “грубость”. Компонентный анализ даже одной подгруппы глаголов речи помог установить некоторые семантические особенности этой группы слов. Например, линейность речи, которая необходимо сопряжена с фактором времени, отражена в глаголах речи тремя характеристиками: темпом, повторяемостью и длительностью. Ни одно из названных качеств не представлено в “чистом виде”, ибо любое из них трансформируется из-за особенностей самого процесса речи. Так, например, быстрый темп речи связан с содержательным элементом речи: чрезмерная быстрота ассоциируется в нашем сознании с пустотой и бессодержательностью (возможность взаимной замены глаголов тараторить, трещать, тарахтеть – болтать, балаболить, трепаться); повторяемость связана с однотонностью, надоедливостью (твердить, заладить, гудеть); длительность – с излишним многословием (разглагольствовать, распространяться, рассусоливать). Приведенная классификация и описание подгруппы глаголов речи с общим значением звучания не являются единственно возможными, но представляют собой один из приемлемых вариантов. *** Прилагательные, обозначающие оценку предмета с точки зрения пользы – вреда, образуют типичную для качественных прилагательных парадигму, опирающуюся на систему синонимико-антонимических отношений. Парадигмы такого строения относятся к лексико-семантическим группам. Основанием оценки по шкале “полезный – вредный” является благоприятность – неблагоприятность результата взаимодействия человека и предмета, взаимодействия, отраженного в предшествующем (коллективном или индивидуальном) опыте. Рассматриваемая парадигма включает около 20 ЛСВ качественных прилагательных, распределяющихся по четырем синонимическим рядам. Анализ строения парадигмы целесообразно начать с рассмотрения отношений между четырьмя доминантами синонимических рядов, т.е. между ЛСВ полезный – бесполезный – безвредный – вредный. На основе сформулированного выше основания оценки, а также на основе словообразовательной структуры ЛСВ их значения можно определить так: полезный – “приносящий положительный результат, благоприятные последствия для кого-либо или чего-либо”; бесполезный – “не приносящий положительного результата, благоприятных последствий для кого-либо или чего-либо”; вредный – “приносящий отрицательный результат, неблагоприятные последствия для кого-либо или чего-либо”; безвредный – не приносящий отрицательного результата, неблагоприятных последствий для кого-либо или чего-либо”. Семантические отношения между этими ЛСВ определяются наличием трех пар антонимичных ЛСВ: полезный – вредный, полезный – бесполезный, вредный – безвредный. Между антонимами устанавливаются отношения, определяемые Ю.Д.Апресяном как тип Anti2 (Р – не Р), см. выше с. 52-53. Первая пара антонимов вряд ли вызывает сомнения, а вот вторая и третья менее убедительны, и сомнения в отношении их вытекают из неясности семантических отношений между значениями: находятся они в противоречащих или противоположных отношениях. В первом случае антонимия отсутствует. Произведем проверку ЛСВ бесполезный и безвредный с помощью отрицания. Известно, что если слово находится в противоречащих отношениях, т.е. выражает простое отрицание содержания первого члена, то прибавление к нему второго отрицания ведет к утверждению исходного смысла (ср.: злаки – не злаки; не не злаки – злаки). У нас же небесполезный означает не просто “полезный”, а “полезный в некоторой степени, довольно полезный”. То же можно сказать и о слове небезвредный, которое не имеет простого значения “вредный”. Следовательно, эти слова являются антонимами к словам полезный и вредный, находясь с ними в противоположных отношениях. С другой стороны, надо учесть, что значения попарно противопоставляемых ЛСВ включают оценочные семы “хорошо” – “плохо”, что несовместимо с противоречащими отношениями. Таким образом, можно считать доказанным существование антонимических отношений в парах полезный – бесполезный, вредный – безвредный. Сделаем несколько замечаний о сочетаемости ЛСВ рассматриваемой парадигмы. Исходя из условий реализации прагматической оценки по шкале “полезный – вредный”, а также из общего значения этой парадигмы, входящие в нее ЛСВ должны сочетаться с названиями предметов, явлений, процессов и т.п., с которыми взаимодействует человек, причем это взаимодействие должно иметь определенный результат, так как оценку получают не сами по себе предметы, явления или действия, а результат их взаимодействия с человеком, их воздействия на человека. Это обусловливает широкую сочетаемость ЛСВ с названиями различных действий, процессов, например: Очень важно найти для себя полезный и увлекательный труд; Туристские путешествия очень полезны и увлекательны; вредная деятельность дереворазрушающих грибов и т.п. Широко представлены также сочетания с названиями разных свойств, качеств, признаков предметов, обусловливающих определенный результат их взаимодействия с человеком, например: у калины много полезных качеств; полезно пребывание школьников в пионерских лагерях; вредная привычка и т.п. В многочисленных сочетаниях с существительными – родовыми обозначениями растений, животных, насекомых, различных веществ, продуктов питания, пищи, а также с видовыми обозначениями отдельных предметов или их подклассов эти имена употребляются для называния предметов как участников, ситуации их взаимодействия с человеком, результат которого оценивается соответствующим прилагательным. Так, утверждение в примере бобовые овощи весьма полезны предполагает ситуацию употребления в пищу бобовых овощей, а результат их взаимодействия с человеком оценивается словом полезный. Ср. аналогичные примеры: Она хочет быть полезна отечеству; вредные насекомые и т.п. Сделаем краткий обзор строения синонимических рядов, входящих в описываемую парадигму. Первый синонимический ряд образуют ЛСВ полезный, небесполезный, путный, путевый, дельный, благотворный, благодетельный, объединяемые общим значением “приносящий положительный результат, благоприятные последствия для кого-либо или чего-либо”. Доминантой синонимического ряда является прилагательное полезный, который характеризуется тем, что с наибольшей точностью выражает общее значение ряда, свободно сочетается с существительными самой разной семантики (примеры см. выше) и стилистически не маркировано. Остальные синонимы ряда отличаются от доминанты прежде всего более узкой сочетаемостью, неспособностью соединяться с названиями предметов, живых существ, продуктов питания и т.п., что обусловлено их семантическими и стилистическими особенностями. Ближе всего к доминанте и по значению, и по стилистической характеристике стоит синоним дельный. Словари подчеркивают в его семантике аспект практической полезности, чем, видимо, и обусловливается его преимущественная сочетаемость с названиями речевых действий: дельный совет; затея дельная, интересная; юноша дельные вещи говорит и т.п. Среди других синонимов этого ряда выделяются градационные синонимы небесполезный (со значением уменьшенного количества признака, ср.: небесполезная книга) и благодетельный, благотворный, выражающие признак полезности в большей степени. Ср.: благотворное влияние (= “очень полезное влияние”), благотворное воздействие, благодетельная тишина (= “очень полезная тишина”). В семантике последних двух прилагательных находим сему “вызывающий большое удовольствие, наслаждение”, соответствующую значению “очень полезный”. Кроме того, синонимы благотворный и благодетельный в силу своей словообразовательной природы (сложные слова с первым компонентом благо-) характеризуются стилистической окраской книжности, поэтичности, что ограничивает их сочетаемость. Они сочетаются с названиями действий, состояний (ср.: благодетельный сон, ее (любви) порывы благотворны) и невозможны в сочетаниях с названиями живых существ, продуктов питания и т.п. Противоположны названным по стилистической принадлежности синонимы путный и путевый, которые имеют разговорную, и даже просторечную окраску. Ср.: не сказала ни одного путного слова, подать путный совет, если есть что-нибудь путевое (в праздничный номер). Кроме того, эти синонимы характеризуются ограниченной сочетаемостью, малой употребительностью, что отодвигает их на периферию синонимического ряда. Второй синонимический ряд включает ЛСВ вредный, небезвредный, зловредный, вредоносный, нездоровый, злокачественный с общим значением “приносящий отрицательный результат, неблагоприятные последствия для кого-либо или чего-либо”. Он имеет те же особенности строения, что и первый ряд синонимов. Доминанта вредный наиболее полно и точно выражает общее значение ряда, характеризуется широкой сочетаемостью (примеры см. выше) и стилистической нейтральностью. Синонимы ряда мало употребительны, имеют семантические и стилистические ограничения. Так, образованные сложением ЛСВ зловредный и вредоносный выражают большое количество признака (зловредный мальчишка = “очень вредный”), они стилистически ближе к книжной лексике. Сочетаемость их ограниченна. Вряд ли допустимы сочетания этих ЛСВ с названиями животных, насекомых, микробов, растений, с родовыми названиями веществ, предметов. С другими классами имен они сочетаются довольно свободно, например: зловредные творения (книги), зловредные вопросы, вредоносные силы и т.п. ЛСВ нездоровый и злокачественный включают в свою семантику указание на вредность чего-либо для здоровья или для жизни человека, что и определяет их сочетаемость. Ср.: города, эти скучные и нездоровые гнезда для нескольких миллионов людей; злокачественная лихорадка. Возникает сомнение в правомерности оставления в рассматриваемом синонимическом ряде ЛСВ злокачественный. Дело в том, что этот ЛСВ сейчас сочетается с ограниченным кругом слов, образуя выражения терминологического характера (ср.: злокачественная опухоль, злокачественные образования), и сема “вредный” в нем вытесняется семой “опасный для жизни”. Это последнее подтверждается невозможностью замены ЛСВ доминантой вредный. Зато, по-видимому, надо включить в этот ряд второй ЛСВ нездоровый – в значении “вредный в моральном или общественном отношении”, например: нездоровые настроения, (толстовское влияние) казалось расслабляющим и нездоровым. Оба ЛСВ нездоровый свободно заменяются доминантой, что подтверждает правомерность их включения в данный синонимический ряд. В третьем синонимическом ряде с общим значением “не причиняющий вреда” находим ЛСВ безвредный, невредный, безобидный, безопасный. Все синонимы характеризуются в общем одинаковой сочетаемостью, свободны от стилистических ограничений, поэтому взаимозаменяемы, что подтверждается такими примерами (в скобках помещаем синонимы, которые могут заменить прилагательные в тексте): нет более безвредного (невредного, безобидного, безопасного) снотворного, чем мед; листья и цветки безвредны (невредны, безобидны, безопасны); безобидное (безвредное, невредное) увлечение; безопасное (безвредное, невредное) для жизни возмещение потерянной крови и т.п. Как показывают замены, ближе друг к другу находятся ЛСВ безвредный, невредный, безобидный, синоним же безопасный не всегда заменяет другие слова и поэтому должен быть отнесен на периферию синонимического ряда. Четвертый ряд синонимов с общим значением “не приносящий пользы” объединяет ЛСВ бесполезный, напрасный, тщетный, бесплодный. Каждый синоним своей семантикой выделяет какой-то аспект общего значения, что можно показать в ходе сравнения синонимов в сочетании со словом усилия. В сочетании бесполезные усилия прилагательное обозначает отсутствие пользы как некоего очень широкого и неопределенного положительного результата. Напрасный и тщетный, сочетаясь со словом усилия, подчеркивают ненужность усилий, которая вытекает из предвидимого отсутствия положительного результата. Вместе с тем тщетный предполагает еще затрату усилий, наличие действий, деятельности. И там, где этого нет, прилагательное тщетный оказывается невозможным. Так, например, в сочетании бесполезный разговор прилагательное можно заменить словом напрасный и нельзя – словом тщетный. В сочетании бесплодные усилия прилагательное делает акцент на отсутствии конкретного, определенного результата, плодов некоторой деятельности. Выделенные оттенки общего оценочного значения ограничивают возможности замены синонимов в текстах. Покажем это на примерах, указывая в скобках возможные замены: бесполезные (напрасные, бесплодные) рассуждения о пользе грамоты; бесполезные (напрасные, тщетные, бесплодные) попытки отказаться от заимствованных слов. А в сочетаниях бесполезный человек, бесполезный мусор замена невозможна. Рассмотренная синонимико-антонимическая структура парадигмы характерна для многих лексико-семантических групп, выделенных в ходе семантической классификации качественных прилагательных [16]. 16. См.: Шрамм А.Н. Очерки по семантике качественных прилагательных. Л., 1979, гл. 1. Список литературы к главе 5 1. Синонимы русского языка и их особенности. Л., 1972. 2. Системные отношения в лексике и методы их изучения. Уфа, 1977. 3. Соколовская Ж.П. Система в лексической семантике. Киев, 1979, ч. 1, гл. 1. 4. Уфимцева А.А. Слово в лексико-семантической системе языка. М., 1968, гл. III. 5. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973, гл. “Парадигматические отношения в лексике”. ЧАСТЬ III. ЗНАЧЕНИЕ СЛОВА И КУЛЬТУРНО-НАЦИОНАЛЬНАЯ СПЕЦИФИКА ЯЗЫКА Человек всегда хорошо воспринимает разницу в звучании слов иностранных языков, их грамматического оформления по сравнению с родным языком. Что касается содержательной стороны слова, значения, то ему в этом смысле “не повезло”. Разница в значениях слов, обозначающих одно и то же, но принадлежащих разным языкам, не столь очевидна. Но именно это различие в значениях представляет особый интерес и для лингвистики, и для философии, так как словарный состав, как никакая другая сторона языка, самым тесным образом связан с действительностью. Однако, как бы ни была связана лексика с действительностью, она все-таки не сама действительность, а часть такого сложного явления, как язык. Одна и та же действительность представлена словами, языковым материалом, который неодинаков не только в разных языках, но и в разные периоды в одном и том же языке. Следовательно, важно не только то, что обозначается, но и то, как обозначается. Фактически задачей исследования семантической структуры слова является именно последний аспект – каким образом данное содержание представлено в данном значении. Этот аспект называется ономасиологическим. То, что говорящий использует в качестве орудия мысли почти всегда один, родной язык, создает некую иллюзию “естественности” значений, их употребления и т.д. ( – А как же может быть иначе? Ведь это так естественно, что горит костер – и ребенок горит; мыть окно, но стирать белье и т.д.). Разрушить эту иллюзию помогает прежде всего сравнение с другим языком. Семантическая структура слов, обозначающих одно и то же, но принадлежащих к разным языкам, снимает или, по крайней мере, расшатывает наше представление о том, что значения слов родного языка единственно возможны. Ведь мы думаем в семантических категориях родного языка, поэтому все выводы могут показаться нам как сами собой разумеющиеся. Язык и действительность не одно и то же, но действительность, представленная в родном языке, претендует быть действительностью вообще, а не действительностью, представленной в данном языке. Так, например, нам представляется естественным употребление разных глаголов для обозначения однонаправленного и разнонаправленного движения (идти – ходить, лететь – летать, бежать – бегать), для передачи различных видов направления движения приставками (войти, выйти, дойти, обойти и т.д.), для различения способов передвижения (войти, въехать, влететь и т.д.). Однако, как очень доказательно и интересно показал в своей работе В.Г.Гак, такой способ восприятия движения и соответствующая семантическая структура значения глаголов движения не свойственны, например, французскому языку [1]. 1. См. Гак В.Г. Беседы о французском слове. М., 1966. То, что составляет национальную специфику значений слов русского языка, выражается в таких семантических явлениях. 1. Объем значения различен с точки зрения охвата какого-либо отрезка действительности. Сравните русские и английские слова, которые обозначают: одеяло blanket (шерстяное или байковое) quilt (стеганое) заря dawn (утренняя) evening, glow, sunset (вечерняя) удобный comfortable (об одежде, обуви, мебели) convenient (о времени, месте, орудиях) Здесь русские слова охватывают больший отрезок действительности, чем английские. В других примерах русское значение охватывает меньший отрезок действительности, чем английское: stove печка плита (кухонная) crisp рассыпчатый (о печенье) хрустящий (о снеге) свежий (об овощах) [2]. 2. Примеры взяты из книги Л.С.Бархударова “Язык и перевод”, с. 79. Таким образом, слова, обозначающие один и тот же предмет, признак, процесс, могут не совпадать в объеме содержания. 2. Следует отметить случаи, когда совпадение или несовпадение в значении слов разных языков зависит от разницы в том, какую роль играют обозначаемые явления в жизни данного народа, то есть от различных коннотаций слова. Так, названия дней недели, месяцев, названия животных, растений и ряд других слов полностью совпадают, если употребляются как термины, и только частично совпадают, когда употребляются в повседневной речи. Яркий пример такого расхождения значений – слова дуб, береза, ворона, медведь, заяц и др. “...Действительность воспринимается по-разному; отчасти в зависимости от реального использования этой действительности в каждом данном обществе, отчасти в зависимости от традиционных форм выражения каждого данного языка” [3]. 3. Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языкознанию и фонетике. Т. 1. Л., 1958, с. 7. Растение береза есть на территории европейских стран, но в Норвегии, например, со словом, обозначающим это растение, ассоциируется стойкость и выносливость национального характера, в русском языке береза – образ нежности, женственности, духовного света, Родины. Дуб – олицетворение силы и мощи и в России, и во Франции. Однако в русском языке дуб еще и “дурак” (дубина, дубовый, дубинноголовая). Народные условия жизни, труда отразились в таких образованиях, как дубняк, дубовик, дубина, дубасить, дубить, дубленый. Разные коннотации обнаруживаются и в обозначениях птиц. Ворон, ворона имеют широкий круг употребления вне обозначения птиц. Ворона – ротозейство, откуда проворонить, белая ворона, ворон. Черный ворон символизирует смерть, плохое предзнаменование вообще, откуда и накаркать – “предсказать плохое”. Своеобразным эквивалентом этой птице во французском языке выступает другая птица – дрозд (merle) [4]. 4. Примеры взяты из статьи: Муравьев В.А. О языковых лакунах. – Иностранные языки в школе, 1971, № 1, с. 31-40. “В той мере, в какой слово содержит в себе указание на предмет, необходимо для понимания языка знать обозначаемые предметы, необходимо знать весь круг соответствующей материальной культуры. Одни и те же названия в разные эпохи обозначают разные предметы и разные понятия. С другой стороны, каждая социальная среда характеризуется своеобразием своих обозначений. Одни и те же предметы по-разному осмысляются людьми разного образования, разного мировоззрения, разных профессиональных навыков. Как название, как указание на предмет, слово является вещью культурно-исторической” [5]. 5. Виноградов В.В. Русский язык. М., 1972, с. 13. Богатство содержания слов современного русского языка, обозначающих явления природы, растительный, животный мир, во многом зависит от культурно-исторических традиций русского народа, уходящих в глубь веков. 3. Структура многозначного слова также является доказательством национального своеобразия семантики слова, так как в ней отражаются разные смысловые связи между значениями, соотнесенными с явлениями действительности, что характеризует не самое мысль, но способ и образ мысли. Русское слово стекло имеет следующие значения: (1) “прозрачный материал, получаемый путем плавления и химической обработки кварцевого песка с добавлением некоторых других веществ”. Производство стекла. Небьющееся стекло; (2) “тонкий лист или другой формы изделие, предмет из этого материала”. Оконное стекло. Ламповое стекло; (3) “Посуда или художественные изделия из стекла”. Выставка чешского стекла. Немецкий эквивалент Glas имеет значения: (1) “стекло”; (2) “стакан, рюмка”; (3) “очки”; (4) “бинокль”. Сравнение двух многозначных слов показывает не только то, что они обозначают разные явления, но и разный характер этого обозначения. Так, в русском языке этим словом обозначается явление недифференцированно, в то время как в немецком языке производные значения – это обозначения конкретных предметов из стекла. 4. Для выявления национальных особенностей семантики слова определенную роль играет внутренняя форма слова – тот признак, который лег в основу названия. Например, признак “изогнутое, непрямое” (ср.: лука, излучина, кривая линия) лег в основу названий свойств человека, которые оцениваются отрицательно (ср.: лукавый, лукавить, кривить душой, вилять). 5. В каждом языке есть слова безэквивалентные, которые обозначают предметы быта, явления, свойственные только данному народу. Значения таких слов, как балалайка, лапти, самовар, нельзя перевести на другой язык. Сюда же можно отнести и названия сказочно-былинных персонажей – Баба-Яга, Жар-птица, Илья Муромец и т.д. 6. В семантике слова может отразиться общее свойство, направление национальной культуры. Особый интерес могут в этом отношении представить слова большого социального смысла, такие, как правда, подвиг, совесть. К.Чуковский в своей работе “Высокое искусство” приводит в качестве доказательства несовпадения значений слов, обозначающих одно и то же, русское слово правда и французское verité. “Для русского человека в слове правда совместилось два разных значения: правда – “истина” и правда – “справедливость”. Когда Сальери произносит у Пушкина: Все говорят: нет правды на земле, Но правды нет – и выше. – под правдою он разумеет моральное начало, справедливость, а когда мы читаем в “Борисе Годунове”: Все объяснилося, и правда из тумана Возникла, – слово правда означает здесь “истину” – нечто такое, что вполне соответствует реальной действительности. Но никак невозможно сказать, что в первом значении не присутствует хотя бы в виде оттенка и второе, а во втором – первое. Торжество правды для русского языкового сознания есть в то же время торжество справедливости” [6]. 6. Чуковский К. Собр. соч. в 6-ти т., т. 3, с. 300. Во французском языке verité – это только истина. Думается, что очень важным условием совмещения таких двух понятий, как “истина” и “справедливость”, в одном слове оказалась этимология слова правда – от правъ – “прямой, правильный, невиновный” [7] с последующими образованиями праведный, справедливый, справедливость. 7. См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 3. М., 1971, с. 352. В значении слова совесть “внутренняя оценка своих поступков, чувство нравственной ответственности за свое поведение” также есть элемент “справедливость”, который сочетается с “сознанием”, то есть совесть – это “сознание справедливости”. Упреки совести. Голос совести. Совесть мучает. Совесть не чиста. Не иметь ни стыда, ни совести. Потерять совесть. Среди зверей я зверем стал, Вином я совесть усыплял И ум гасил. (Н.Некрасов. Несчастные.). Редко отыщется человек, который на вопрос совести – как он живет? – ответил бы, что живет вполне правильно. (К.Федин. Первые радости). Заимствованное из старославянского языка, в котором это слово появилось в результате калькирования с греческого, совесть в русском языке к смыслу “со-ведать”, то есть “со-знать”, “со-знание” присоединяет дополнительный элемент “справедливость”. Именно этот “дополнительный” элемент делает слово со-весть фактически непереводимым на другие языки. Вот как пишет об этом М.Шагинян. “Совесть – непередаваемое свойство души человеческой. Можно объяснить “истину”, “подсознание”, “склонность”... Но нет научных или хотя бы объясняющих слов, чтоб понятно передать другому содержание слова совесть. И даже нет полного эквивалента этого слова в переводах на все другие языки. Даже оттенок в этих языках другой – интеллектуальный (с примесью “науки” в английском и французском (consciens – фр.), с примесью “знания” в немецком (Gewissen)...” [8]. 8. Шагинян М. Человек и время. – Новый мир, 1971, № 4, с. 141-142. Слово подвиг в сознании людей, говорящих по-русски, связывается с движением – по-двигати, по-двиг, обозначало “стремление, старание, борьбу, великое и трудное дело” [9], откуда пошли подвижник, подвижничество. 9. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 2, стлб. 1032. В современном русском языке значение “героический, самоотверженный поступок” неразрывно связано с “важным по своему значению действием, совершаемым в трудных условиях”. Боевые подвиги. Патриотический подвиг. Таким образом, значение “героическое деяние, высшее проявление воинской доблести” возникло в русском языке как часть “великого и трудного дела”, которое “подвигает” человек или весь народ, то есть воинский подвиг рассматривался русским языковым сознанием как явление, способствующее движению общества вперед. Большой русский художник Николай Рерих писал в памятные дни мая-июня 1945 года. “Оксфордский словарь узаконил некоторые русские слова, принятые теперь в мире; например, слова Указ и Совет упомянуты в этом словаре. Следовало добавить еще одно слово – непереводимое, многозначительное русское слово подвиг. Как это ни странно, но ни один европейский язык не имеет слова хотя бы приблизительного значения... Героизм, возвещаемый трубными звуками, не в состоянии передать бессмертную всезавершающую мысль, вложенную в русское слово подвиг. Героический поступок – это не совсем то, доблесть – его не исчерпывает, самоотречение – опять-таки не то, усовершенствование – не достигает цели, достижение – имеет совсем другое значение, потому что подразумевает некое завершение, между тем как подвиг безграничен... Подвиг создает и накопляет добро, делает жизнь лучше, развивает гуманность. Не удивительно, что русский народ создал эту светлую, эту возвышенную концепцию” [10]. 10. Из письма Н.Рериха от мая-июня 1945 г. Цитируется по журналу “Радио – телевидение” (“РТ”), 1967. № 17. В значении трех русских слов правда, совесть, подвиг помимо того, что соответствует понятию истины, сознания и героического поступка и что переводимо на иностранные языки, есть еще один общий элемент – справедливость, т.е. элемент этический. Именно в таком свете – свете этической оценки – живут русские слова, обозначающие столь важные для каждого народа понятия. Общее этическое начало русской культуры, нашедшее ярчайшее воплощение в творчестве Толстого и Достоевского, в деятельности Герцена, Писарева, Добролюбова, Чернышевского, в полотнах художников-передвижников, начало, получившее неопровержимое доказательство и продолжение в революции, – это же этическое начало присутствует в словах подвиг, правда, совесть. Таким образом, объем значения, структура многозначного слова, коннотативные компоненты, наличие культурного компонента, внутренняя форма, безэквивалентная лексика, отражение общих принципов национальной культуры – все это и определяет национальную специфику семантики слова. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Описание центральной семасиологической единицы – значения слова – в разных ее связях и опосредованиях, во взаимодействии с такими семасиологическими единицами, как многозначное слово и лексико-семантическая парадигма, позволяет говорить об изоморфизме их строения. Для всех этих единиц характерны одни и те же типы отношений: соположение, родо-видовые отношения, сходство и противоположение. В этих отношениях реализуются те ходы мысли, которые обеспечивают языковую семантическую обработку отражаемого материала. Соположение знаменует собой разделение действительности, членение ее на “куски”. В родо-видовых отношениях отражаются интегрирующие и дифференцирующие качества мышления. Отношения сходства и противоположения выявляются при освоении действительности через общее и различное, через различение и отождествление признаков. В разных семасиологических единицах эти отношения проявляются по-разному. Так, на уровне значения слова, его компонентного состава, они носят скрытый характер, трудно доступны для исследования. На уровне многозначного слова они более очевидны. И совсем явными они оказываются в лексико-семантических парадигмах. Проявляясь по-разному также в зависимости от категориальной принадлежности слов, от особенностей отображаемого отрезка действительности, эти отношения, будучи изоморфными, являются основанием глобальной системности семантики – не только “по горизонтали” (системность элементов внутри единиц разных уровней), но и “по вертикали” (системность отношений между единицами разных уровней).   © Степанова Галина Васильевна, Шрамм Александр Николаевич. Введение в семасиологию русского языка. – Калининград: КГУ, 1980