ГАЗЕТНИЦА
В одном из прошлых (печатных) номеров
вместо “книжной полки” мы поставили “журнальный столик”. Следуя
этой логике, рубрику, посвященную газетным статьям, пришлось
назвать “газетницей” (были когда-то, а может, и сейчас есть
такие специальные приспособления для хранения газет).
В
“Литературной газете” (1998, № 12 (25 марта), с.5) напечатана
интересная статья аспиранта истории РАН Сергея Антоненко “Философия
“кекса”. Материал ее – в свете основной темы нынешнего номера
“Зеленой лампы” – стоит сопоставить с материалом статьи Сергея
Кузнецова “Между экстази и экстазом” (ИЛ, 1998, № 4, с.199),
см. нашу рубрику “Журнальный столик”. Всегда ведь интересно
узнать: чем все кончилось-то? Начиналось: “попытками взорвать
“общество спектакля”, превратив зрителей в действующих лиц”
(“Журнальный столик”). Кончилось тем, что каждое “действующее
лицо” пошло играть в свою песочницу – обломками взорванного.
В
подтверждение – несколько цитат.
В
кольце концов
“В
экологии есть термин: “разрушенный ландшафт”. Это удивительно
точное определение интеллектуальной и духовной среды обитания
“девяностников”. Теперь “конец света” не где-то впереди; он
вокруг нас и в нас. Мы стоим уже не на краю бездны, на границе
двух миров, а на самой кромке истории, вынесенной в пылающий
океан эсхатологии, и лишь узкая каменная гряда соединяет нас
с прошлым.
Поколение 90-х, как и все русское общество, пройдя через многочисленные
мытарства “пассионарного надлома”, оказалось запертым в “кольце
концов”. Возвращение эсхатологических пророчеств в нашу культурную
повседневность, проявленное как в надрывной проповеди сектантов,
так и в респектабельном тоне научных конференций, можно объяснить
одновременным окончанием всех этапов развития человеческого
разума и творческого духа, сформировавших облик привычной нам
Вселенной.
Ученые-культурологи (назовем прежде всего Н.Г.Полтавцеву) насчитывают
пять таких разом оборвавшихся линий. Закончилось время новоевропейской
гуманистически-гуманитарной парадигмы с ее представлением о
том, что красота всегда прекрасна, а добро – хорошо. Подошла
к концу, найдя свой последний выплеск в постструктурализме и
попытке деконструктивистского “наскока” позитивистская рационалистическая
парадигма середины ХIХ века. Иссяк “авангард, или большой стиль
модерн” как определяющий стиль ХХ столетия. На протяжении жизни
одного поколения сформировалась и отошла в небытие советская
официальная система культуры; издыхающий “красный дракон” успел
задеть моих сверстников лишь кончиком своего хвоста.
В
последнее десятилетие освобождение от норм и стереотипов “совка”
проходило на нашем культурном пространстве под не всегда соответствующей
содержанию вывеской “постмодернизма”. Но поиски новой тотальности
или, с другой стороны, “новой приватности” в культуре и в неотделимой
от нее жизни; попытки обрести целостную органику бытия в возвращении
к метафизическим, “вместоприродным” основам веры или в каждодневно-частном
“вскапывании”, окультуривании налично данного клочка реальности
– все это ясно свидетельствует о завершении парадигмы постмодерна.
Итак,
истекли пять сроков… Если добавить к ним еще и “конец века”,
и “конец тысячелетия”, разумеется, являющиеся не просто хронологическими
датами, то действительно может возникнуть ощущение вселенской
оборванности, космической аннигиляционной вспышки, захватывающей
человека”.
Новое небо и новая земля
“Исход из
этой концентрационной вселенной предлагает философия интереса
и выбора, становящаяся основой мировоззрения человека,
лучше всего определяемого через сленговое словечко “кекс”.
“Кекс” – это тот, кто может разделять взгляды тусовки, добровольно
примыкает к ней и не дает судить себя по ее законам. /…/
“Кекс” рассматривает окружающий мир явлений и вещей, не оценивая
его по некоей a priori данной целостной шкале. Не хорошо, не
плохо, а интересно или неинтересно. Таковы аксиологические
критерии человека 90-х. /…/
Мои
современники больше не нуждаются в каком-либо рациональном или
позитивном обосновании эстетических привязанностей. “Это мне
интересно” - довод, не нуждающийся в “приложениях” в виде набора
стандартных положительных определений. /…/
В
обезбоженном мире у нас не осталось иной возможности возврата
к утраченной системе ценностей, кроме личного “извола”. Для
церковного православия является тревожным знамением то, что
поколение двадцатилетних реализует свое право на выбор, чаще
всего примыкая к радикальным модернистским религиозным группировкам,
в том числе и к так называемым “тоталитарным сектам”. Настало
время понять и современным пастырям душ: у поколения 90-х не
существует никаких родовых, генетических “привязок”. И только
абсурдный, бессмысленный, невозможный акт выбора способен привести
“дифференцированного человека” ко всей полноте Традиции”.