Юлия Вишницкая. Мифологемы Александра Блока в русском этнокультурном пространстве

Юлия Васильевна Вишницкая
МИФОЛОГЕМЫ АЛЕКСАНДРА БЛОКА В РУССКОМ ЭТНОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Раздел 2. Часть 2. Мифологемы, актуализирующие "путь"
§ 1. Средства передвижения: "корабль", "ладья"
Словари русского языка [см. например: 56: 803; 182: 263; 247: 510] толкуют "корабль" и "ладью" как главные средства передвижения водным путём [см. 95: 280-295]. Потому главной его функцией является перенесение людей с берега на берег. И в этом своём предназначении корабль уподоблялся зооморфным существам: коню, соколу, плавающему животному. "Оживотворение в корабле" [51: 250] проявлялось, прежде всего, в том, что он снабжен носом. "Носовое украшение, вырезанное из дерева, представляло собой зооморфную фигуру – быка, коня, птицы феникса или бюст богини. Эта традиция ведёт своё происхождение со времён, когда суда посвящались богиням... Поскольку считалось, что в фигуре заключалась душа судна, к ней относились с большим уважением" [269: 240].
Звериный облик корабля словно манифестировал пространственную горизонталь, которая пересекалась бегущим (плывущим) зверем. Отождествление же с птицей, в том числе наиболее распространенной в сказочной и мифологической традиции – с соколом, кроет в себе древнейшее русско-этническое восприятие моря "как пространства, связывающего не только континенты, но и небо и землю" [170: 189].
Таким образом, корабль реализует пространственный горизонтально-вертикальный путь.
Кроме того, перенесение с берега на берег предполагает и реализацию двоичной мифологической оппозиции "свое" и "чужое", восходящей к более общей: "жизнь" – "смерть". "Это водное транспортное средство, призванное облегчить переход души усопшего из мира людей в мир посмертного существования, неразрывно связано с восприятием загробного мира как места, отдаленного от этого света преградой в виде реки мертвых..." [269: 237-238]. И не случайно перевозивший души мертвых корабль означал смерть [231: 372, 314; 37: 21].
Исследования *nau-s (от латинского navigare – "плавать") приводят к мысли об абсолютной омонимизации *nau-s "корабль, лодка" и *nau-s "смерть, мертвый" [см. 162: 211, 363 (в примечаниях); 62: 825]: "Если храм – это в каком-то смысле "дом мертвых", то *nau-s, возможно, прежде всего, корабль мертвых" [241: 175]. А слова со значением "лодка, корабль, емкость", а также "вода, река, море" нередко соотносятся со значением "страшный суд, осуждение, наказание" [139: 195].
Лодка, переправляя язычников в загробный мир, проходила несколько "дверей". При этом значение "корабль" нередко уравнивалось со значением "человек" [139: 194]. Образ в этом контексте эксплицировал противоположный "смерти" член оппозиции: "жизнь": "двигаться, передвигаться" > "река, вода" (символ спасения, второго рождения) > "душа" ("человек") > "новый, свежий" ("воскресший к жизни из смерти" или "перешедший к смерти из жизни") [139: 194].
Так "ладья" представляет собой амбивалентный образ "гибели-воскрешения": умереть, чтобы возродиться [см. 158: 33].
Бессмертным и непотопляемым корабль считался в том случае, если на нем была своеобразная метка священного: "если на его борту избранные герои-предки или святые" [170: 189]. И потому мифопоэтическая традиция знает несколько кораблей-символов. Библейский текст реализует символику спасения в образе "Ноева ковчега" [см.: 38: 407, 851; 39: 17, 142-149]. Ноев ковчег – это "самый древний корабль-символ. Корабль является миром в себе, одновременно цельным и отграниченным. Это странник в космосе, в стихии" [269: 239]. В западноевропейской традиции образ Ноева ковчега воплощается в архитектуре церковного здания [см. там же: 238].
Символом счастья, материализованной мечты (если верить и ждать) считают сказочный романтический корабль "Алые паруса". (Вообще парусники символизируют устремленность к новым берегам, к неизведанному, волю, романтику и достижение цели.) Символ же тайны, устремленность к цели – это корабль-призрак "Летучий Голландец", на котором "избранные герои-аргонавты совершают чудесное плавание в таинственную Колхиду" [170: 189].
Само строительство корабля (особое дерево, ритуал с украденным бревном, жертвоприношение в виде монет, молитвы и другие символические ритуалы [см. об этом: 269: 240]) было направлено на то, чтобы корабль имел счастливую морскую судьбу. И, как следствие, корабль, плывущий по морю, воспринимался как образ судьбы [170: 188].
Мифологема "корабль" в художественных текстах А.Блока объективирована следующими интенсионально релевантными формами:
1) идентификаторами целого: "корабль", "яхта", "челн", "ладья", "рыбачьи лодки", "пароход", "суда рыбаков", "военные суда", "гондолы", "военные корабли", "иностранные корабли", "рыбачья шхуна";
2) идентификаторами части (синекдохическими формами): "обломок весла", "весло", "золотое весло", "вздутое ветрило", "кормило", "корабельные сирены", "красная корма", "красный парус", "парус белый";
3) именами с эпитетами: "ладьи ночные", "тяжелые челны", "утлый челн", "голубой корабль", "большие корабли", "тяжелые корабли", "острогрудый корабль";
4) эмоционально-экспрессивными маркированными/немаркированными формами: "челнок", "легкая лодочка", "усталая ладья", "корабль закатный", "корабль летучий", "пролетевшие ладьи", "тихие, светлые, скорые корабли", "весло вздыхающее", "парус косматый", "веселые корабли", "утопающий печальный стан рыбачьих шхун";
5) парафразами: "посудина", "всеславянский Арго", "барка жизни".
Рассмотрим дескрипторное наполнение этих интенсионально релевантных форм; т.е. все три позиции образа, осмысленного и переосмысленного.
В качестве субъекта осмысления (СО) "корабль" реализует такие прямые дескрипторы: атрибут реального мира:
...И, обогнув скучающих на пляже,
Рыбачьи лодки, узкий мыс, маяк... (II-304)
(см.: II-306 и другие контексты на с. 304).
Этот же дескриптор – в мире живой одухотворенной природы (II-299), в мире абсолютного счастья:
--Ему хочется за море,
где живет Прекрасная Дама.
- А эта Дама добрая?
- Да.
- Так зачем же она не приходит?
- Она не придет никогда!
Она не ездит на пароходе (II-70).
В шуточном стихотворении "Синий крест" – мир иронии (I-548).
В мире сомкнутых пространств представлен ряд психологических ассоциативов:
материализованное духовное тело:
Носят северные волны
От зари и до зари –
Носят вместе наши челны.
Я изранен! Отвори! (I-349);
мир мечты:
Порою близок парус встречный,
И занимается мечта;
И вот над ширью бесконечной
Душа чудесным занята (II-78).
Мир живой одухотворенной природы:
Лодки да грады по рекам рубила ты...
Соколов, лебедей в степь распустила ты –
Кинулась из степи черная мгла... (III-259);
мир воображения: "Мы находимся как бы в безмерном океане жизни и искусства, уже вдали от берега, где мы взошли на палубу корабля..." (V-326);
мир мифологизированного прошлого: "На земле – лишь два-три жалких остатка прежней жизни, истовой, верующей в себя: ... красный парус над лагуной; древняя шаль..." (V-307);
локус богини:
Смертью твоею натешу лишь взоры я,
Жги же свои корабли!
Вот они – тихие, светлые, скорые –
Мчатся ко мне издали (I-139; см.: II-39), мир видений (IV-113).
Третий психологический ассоциатив: свидетель таинства представлен в мире видений:
Тайна ль моя совершается,
Ты ли зовешь вдалеке?
Лодка ныряет, качается,
Что-то бежит по реке (I-119) –
и в панхронотопичном мире:
И опять твой сладкий сумрак, влюбленность,
И опять: "Навеки. Опусти глаза твои".
И дней туманность и ночная бессонность,
И вдали, в волнах, вдали – пролетевшие ладьи (II-223).

Мир мифосна: И за тучей снеговой
Задремали корабли –
Опрокинутые в твердь
Станы снежных мачт (II-230) –
и мир сомкнутых пространств объективируют дескриптор "стихийный хронотоп".
Поздней осенью из гавани
От заметенной снегом земли
В предназначенное плаванье
Идут тяжелые корабли (III-19, см.: I-240, II-235, 224 (2 контекста), 214, 545, 54, 52).
Мир христианского монотеизма принимает дескриптор "психологический ассоциатив: локус Бога":
...И вижу: по реке широкой
Ко мне плывет в челне Христос.
В глазах – такие же надежды
И то же рубище на нем.
И челн твой будет ли причален
К моей распятой высоте? (II-263).
И еще один психологический ассоциатив: свидетель видений:
"Корабли на обоях плывут, вспенивая голубые воды. Одну минуту кажется, что все стоит вверх ногами" (IV-78, см.: IV-70, 77).
Мифологема представляет большой спектр мифосимволических дескрипторов: cимвол жизни:
в мире реального бытия:
Барка жизни встала
На большой мели.
Громкий крик рабочих
Слышен издали (II-161).
В мире абсолютного счастья:
Бери свой челн, плыви на дальний полюс
В стенах из льда – и тихо забывай,
Как там любили, гибли и боролись...
И забывай страстей бывалый край (III-189).
В мире воображения (I-539, II-172, II-316, II-79, IV-165, 231), символ счастья, мечты – в мирах состояния мифосна:
Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
Мир стал заманчивей и шире,
И вдруг – суда уплыли прочь (III-88, см.: II-56, 80, IV-40)
и в мирах мифологизированного прошлого:
Все помнит о весле вздыхающем
Мое блаженное плечо... (III-162, см: II-339, III-66)
и будущего:
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели... (II-79, см: II-56, IV-21, 27, 28, 30, 56, 57);
символ судьбы: в тех же мирах состояния: воображения (I-484, 386, IV-30, 31, 32, 34) и мечты:
Мать, что поют глухие струны
Уж ты мечтаешь, может быть,
Меня от ветра, от лагуны
Священной шалью оградить? (III-68);
символ любви – в мире абсолютного счастья:
Туман скрывает берег отдаленный,
Ладья бежит – заметней и смелей.
Кто на руле – прекрасный и влюбленный –
Тебе поет и гладит шелк кудрей (I-483, см: I-328)
и в мире мифологизированного прошлого:
Мы встречались с тобой на закате,
Ты веслом рассекала залив... (I-197);
символ свободы, мечты:
мир живой одухотворенной природы:
Внемлю голосу свободы,
Гулу утренней земли.
Там вдали – морские воды
Схоронили корабли (I-476),
мир сна:
Грустно и тихо у берега сонного
Лодка плывет – ты дремли.
Я расскажу про мечты озаренные
Прежнею лаской земли.
Только остались у берега сонного
Утлые в лодке мечты.
В этих мечтах – навсегда отдаленная
Ты, лучезарная, ты... (I-353, см: I-271, 44),
мир сомкнутых пространств:
Мы отошли и стали у кормила,
Где мимо шли сребристые струи.
И наблюдали вздутое ветрило,
И вечер дня, и линии твои.
Теряясь в мгле, ты ветром управляла,
Бесстрашная, на водной быстрине,
Ты, как заря, невнятно догорала
В его душе – и пела обо мне (I-189),
мир мифологизированного прошлого:
Но я любил взлетанье птиц,
И лодку, а на лодке весла (II-74);
символ спасения, надежды:
в мире видений:
Вдруг пловец из-за тумана
Видит Деву на скале...
Он молитву ей возносит...
Если Дева смягчена,
То корабль к земле приносит
Ей послушная волна... (I-427) (см. еще: I-285),
в мире мечты (IV-43, 44, 45, 49, 53, 54) и в мире сомкнутых пространств:
Дух надежды легковейный
В неземном венце идет:
Высоко вздымайтесь, волны,
Гребни, яростью полны, -
В пристань тихую мою
Я, смеясь, стремлю ладью (IV-377).
В этих же мирах "корабль" является символом неизвестности:
И покинутые в дали
Корабли.
И какие-то за мысом паруса... (II-221, см: II-71, 73 – сомкнутые пространства)
и символом мечты:
Слышу, слышу сквозь сон,
Или гонит играющий ветер
Корабли из веселой страны (II-33, см: III-205)
"Всё становится сказочным – тёмный мост и дремлющие голубые корабли" (IV-79).
Символ забытья – в мире абсолютного счастья:
Здесь в заводь праздную желанье
Свои приводит корабли.
И сладко тихое незнанье
О дальних рокотах земли (II-114),
символ смерти – в мире сомкнутых пространств:
Я вам поведал неземное.
Я все сковал в воздушной мгле.
В ладье – топор. В мечте – герои.
Скамья ладьи красна от крови
Моей растерзанной мечты (II-169);
атрибут мира мертвых – в мире хтонических существ:
Тропами тайными, ночными,
При свете траурной зари,
Придут замученные ими,
Над ними встанут упыри.
Их корабли в пучине водной
Не сыщут ржавых якорей... (III-87).
"Корабль" как объект сопоставления (ОС) разворачивает спектр реверсивных значений – "оборотней":
мотив на основе признаков "уплывающий, безвозвратный" о годах – в мире мифологизированного прошлого (III-366),
о надежде:
Но, видно, я тяжелою тоскою
Корабль надежды потопил (I-18 , cм.: II-78),
об искусстве:
Лишь в легком челноке искусства
От скуки мира уплывешь (III-71),
о душе:
Счастливая пора, дни юности мятежной!
Умчалась ты, и тихо я грущу;
На новый океан, сердитый и безбрежный,
Усталую ладью души моей спущу... (I- 405)
(в мире живой, одухотворенной природы – II-114).
Мотив на основе признаков "изогнутый, качающийся, плывущий":
о месяце:
На башне, с песнею чугунной
Гиганты бьют полночный час.
Марк утопил в лагуне лунной
Узорный свой иконостас (III-67),
в мире жизни после смерти; в мире бреда:
Месяц ладью опрокинул в последней
Бледной могиле, – и вот
Стертые лица и пьяные бредни...
Карты... Цыганка поет... (II-132).
Мотив на основе признака "подающий надежды":
"Русские художники никогда не сомневались в том, что Россия – большой корабль, которому суждено большое плаванье " (V-400).
Мотив на основе признаков "легкий, надежный "в мире иронии – "Шут": "Однако рыба научит другую. А я сам поспею, где угодно, на моей легкой лодочке здравого смысла" (IV-60).
Мотив на основе признаков "звучный, яркий ":
Имя Пушкинского Дома
.........................................
Это звоны ледохода
На торжественной реке,
Перекличка парохода
С пароходом вдалеке (III-76).
"Корабль " как субъект сопоставления расшифровывается с помощью
аниматически-хтонического кода:
Твои движения несмелые,
Неверный поворот руля...
И уходящий в ночи белые
Неверный призрак корабля (III-162, см: II-51, IV- 37),
колоративно-зооморфного:
За тобою – живая ладья,
Словно белая лебедь плыла... (I-149),
аниматически-антропоморфного: в мире сна и абсолютного счастья:
Океан дремал зеркальный,
Злые бури отошли.
В час закатный, в час хрустальный
Показались корабли.
Шли, как сказочные феи,
Вымпелами даль пестря.
Тяжело согнулись реи,
Наготове якоря (II-55).
Сонный вздох онемелой волны...
...........................................
Там корабль возвышался, как царь,
И вчера в океан отошел (II-39),
абстрактно-символического: в мире сомкнутых пространств:
И в зеленой ласкающей мгле
Слышу волн круговое движенье,
И больших кораблей приближенье,
Будто вести о новой земле.
В этом же мире проявляется и другой косвенный дескриптор, который
расшифровывается посредством артефактного кода:
Не в земной темнице душной
Я гублю.
Душу вверь ладье воздушной –
Кораблю (II-220)
и антропоморфного:
Под всеми парусами
Стоит красавица – морская яхта (II-304).
Итак, объективированный интенсионально релевантными формами образ "корабль" реализуется или субъектным или объектным способом. Будучи субъектом осмысления, "корабль" разворачивает 17 дескрипторов, которые можно назвать прямой принадлежностью значения к своему субъекту, т.е. прямыми признаками. В случае же, когда это значение может быть переосмыслено, образ занимает позицию сопоставления (СС), которая, являясь составной позиции и СО, приписывает субъекту уже косвенные (непрямые) признаки. Так, СО – прямой дескриптор ("А есть X"), СС – косвенный дескриптор ("А подобно X").
В формуле "А подобно X" происходит замещение одного переменного кода его правой стороны другим. И каждым кодом обусловлен тот непрямой знак, который входит в число дескрипторов образа – СО [см. методику анализа в кн.: 211].
В ситуации же, где субъект переходит в объектную позицию (ОС), наблюдается обратное: там именно образ – объект сопоставления – выступает дескриптором любого субъекта (то есть непрямым его признаком). Необходимо найти то значение-"оборотень", которое, будучи одновременно и мотивом образа – СС, и скрытым свойством образа – ОС, осуществляет постоянный кратный реверс (потому-то они названы реверсивными дескрипторами). Обнаружив tertium comparationis (скрытое значение – мотив), выстроим зоны симметрии/асимметрии, сопоставляя субъектно-объектные позиции образа:

Дескрипторы (СО)

Кол-во
уп-ний

кол-во
миров

мотивы (ОС)

кол-во
уп-ний

кол-вo миров

атрибут реального мира

8

4

-

2
1

1

психологический ассоциатив: материализованное духовное тело

5

5

"уплывающий безвозвратный" "звучный, яркий"

1
1

1

психологический ассоциатив:
свидетель таинства
2
2

-

-

2

психолог. ассоциатив:
локус Бога

1

1

-
- 1

стихийный хронотоп 12 2 - - 12

атрибут мира
антифакивности
3 1 "изогнутый, качающийся,
плывущий"
1 1

атрибут мира мертвых 1 1 "изогнутый,
качающийся,
плывущий"
1 1

символ смерти 1 1 - - -

символ забвения 1 1 "уплывающий,
безвозвратный"
1 1

символ жизни 8 3 _ - -

символ счастья, мечты 20 6 "уплывающий, безвозвратный" 1 1

символ судьбы 7 2 - - -

символ любви 3 2 - - -

символ свободы 6 4 "легкий, надежный" 1 1

символ спасения, надежды 6 3 "уплывающий, безвозвратный" 2 1

символ неизвестности 6 3 - - -

Полный спектр дескрипторов образа в поэтических текстах почти в 5 раз выше, чем в прозаических и драматургических, что говорит о первородности поэтической стихии и естественности ее среды для мифологемы. Мотивы имеют равноправную природу среди прямых дескрипторов. Это подтверждается "взаимозаменяемостью" дескрипторов в позиции осмысления и переосмысления: так "символ спасения, надежды", представленный в поэзии и драме субъектом осмысления, в прозе реализован образом – ОС.
Выстроив ряды дескрипторов (прямых и реверсивных), можем определить среди них доминирующий (т.е. тот, который отличается наибольшим числом употреблений) и показать волнообразную периферию образа. Итак, доминантно-периферийную структуру интенсионального поля мифологемы "корабль" представим следующим образом:
"символ счастья, мечты"
(21 употребление, 7 миров)
"символ спасения, надежды " "стихийный хронотоп"
(9 употреблений, 5 миров) (12 употреблений, 2 мира)
"психологический ассоциатив: " атрибут реального мира"
материализованное духовное тело" (8 употр., 4 мира)
(8 употреблений, 7 миров)
"символ свободы" "символ жизни"
(7 употр., 5 миров) (8 употр., 3 мира)
Доминантой интенсионального поля мифологемы является "символ счастья, мечты", проявивший себя и в качестве прямого обозначения субъекта, и как объект сопоставления.
Периферийная зона поля представлена рядом мифосимволических дескрипторов, в числе которых и доминанта. Очень интересен дескриптор, следующий вторым за доминирующим, – "стихийный хронотоп". Он – своеобразная темпораль столкновений полимиров. Это своего рода медиатор, но медиатор "временной", соединяющий стихии различных мифомиров: ветер, снег, вьюгу, метель, море и пр. Отсюда и название– "стихийный хронотоп". "Хронотоп" же – это так называемый детерминатор ситуации: появляется корабль – приходит стихия и – наоборот. Медиальное своеобразие этого дескриптора подтверждается наибольшим количеством употреблений его в мире сомкнутых пространств.
Замечательное "распределение" полимиров произвел "психологический ассоциатив – материализованное духовное тело": поэтические тексты реализуют дескриптор в бытийных мирах (нетипичного хронотопа, живой одухотворенной природы), а прозаические – в мирах состояния (воображения, мечты, мифологизированного прошлого), словно имплицитно соединяя два противоположных полюса, заложенных в самой сути – "имени" дескриптора: тело (бытие, материю) и душу (состояние).
В составе других периферийных мифосимволических дескрипторов преобладают миры состояния: мифологизированного прошлого, воображения, абсолютного счастья, будущего в настоящем. Двухфокусными (т.е. такими, которые реализованы и ОС и СО) среди них являются "символ свободы" и "символ спасения, надежды", что подтверждает их концептуальную важность в мифопоэтической системе А. Блока.
Обратимся теперь к субъекту сопоставления (СС), расшифровываемому посредством кодов. В текстах представлены как простые (антропоморфный и артефактный), так и сложный коды. Доминирующим среди последних оказывается аниматически-хтонический, фиксируемый дескрипторами в поэзии и драме в мирах сна, видений, призраков, в мире сказки (образы кораблей – фей и царей). Антифактуальность ситуаций подтверждает и абстрактно-символический код, эксплицированный в мире сомкнутых пространств.
Наибольшим числом дескрипторов (превышающим в 6 раз) представлен этнический (причем доминантно – в языческой ипостаси) миф. Именно в исконной, народнопоэтической комплементарной парадигме мифологемы находится главный двухфокусный дескриптор "символ счастья, мечты", связанный с осмыслением значений "двигаться, передвигаться", "новый" "свежий", "воскресший к жизни". Именно в этом контексте значений "движение – вода – душа – воскрешение" расшифровываются другие мифосимволические дескрипторы периферии интенсионального поля мифологемы. Характерно, что все они подвержены влиянию и со стороны христианской комплементарной парадигмы, а обнаружить границы в дескрипторах двух мифосистем очень непросто, явными помощниками в этом могут быть только эксплицированные полимиры (как, к примеру, христианского монотеизма).
Читать дальше
К оглавлению
Библиографическая справка

© Вишницкая Юлия Васильевна. Мифологемы Александра Блока в русском этнокультурном пространстве
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. – Киев, 2003. Институт языковедения имени А.А.Потебни Национальной академии наук Украины. Научный руководитель - Озерова Нина Григорьевна, доктор филологических наук, профессор

При оформлении страницы использован фрагмент работы Эдуарда Берн-Джонса "Принц вступает в заросли шиповника"
Репродукция взята с сайта www.elibron.com